watermelon83 (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
watermelon83) wrote2023-02-26 12:00 pm
watermelon83) wrote2023-02-26 12:00 pm
Entry tags:
Воскресное слово блогира
- мой февраль и такой же (мой) март прошлого года.
Эвакуационный Уголек.
Война не застала меня врасплох.
Вероятно, были и такие люди, что искренне ожидали от этого убожества расцвета наук и искусств, но ваш покорный слуга, многие годы внимательно наблюдавший за расцветом попаданческой литературы, как-то нашел в себе интеллектуальные силы предположить, что это чеховское ружье обязательно должно выстрелить. Оставалось определиться лишь с одним - когда? Из своей резиденции в Чайках я мониторил ситуацию - ошибиться было нельзя. То есть, превентивно выехать - хоть в Карпаты, хоть в Альпы, - это пожалуйста, хоть сейчас, но.
Но, во-первых, кот, который и так уже повидал некоторое дерьмо и россиян в 2014 году, а во-вторых, в двадцать втором году у меня и так на лето намечался основательный переезд, предварять который излишней суетой мне решительно не хотелось. Чего, как говорится, два раза вставать? Поэтому предварительные меры были приняты такие: ангажирован домик к западу от Днепра (км эдак в пятьсот) и введена в работу система "Почесуха - 4". Действовала она так - едва только на фронте перед ВСУ появились бы российские войска, как определенное количество людей должно было немедленно друг друга об этом известить.
Закавыка же была в том, что если сама система и работала как отлаженный механизм, то люди ее составлявшие - отнюдь. Говоря проще, ночью они имели мещанское обыкновение спать и вполне могли пропустить начало "великого антифашистского похода". К счастью, на этот случай у меня имелся ключевой элемент всей системы - старый луганский друг-невротик, который только что женился и потому наивно собирался жить долго и счастливо, вследствие чего воспринимал нависшие с востока тучи как личное оскорбление, отчего частенько просыпался под утро и смотрел в интернет - чу? тихо ли?
Кроме того, у меня имелся инсайд. Да, тот самый легендарный "инсайд" от "людей вхожих", в форме и с погонами. В самом начале февраля мне было сообщено, что в высших сферах исходят из того, что нападение неизбежно и состоится до конца этого месяца. Кажется, это был единственный в моей жизни случай, когда подобного рода информация не оказалась полной лажей. И именно поэтому я продолжал полагаться исключительно на собственные оценки. Рассчитывая на свой непревзойденный интеллект, еще в годы детства позволявший мне играть на первой "соньке" во вторую "циву", одними лишь гоплитами создавая империю на сотни квадратных клеток, я был убежден, что сумею отделить информационных агнцев от козлищ и не стану зря тревожить кота переездом.
"Всё, пора" случилось в тот день, когда "диверсанты ВСУ" сперва расстреляли пограничную российскую будку где-то в колхозных полях какой-то матери и области, а затем попытались напасть на Россию силами одной боевой машины пехоты, к тому моменту уже уничтоженной. Увидев кадры с этой неприкрытой "правдой по-русски", мне подумалось, что такую "залипуху" можно подавать только если ты уже твердо знаешь, что в следующее мгновение трахнешь собеседника табуретом по голове и никакого обсуждения совершенно точно не будет. Мы быстро собрали кое-какие вещи, погрузили их в кое-какие машины и пять вечера выехали в сторону западной государственной границы.
Впереди, с котом, ехала жена, а позади, с вещами, крутил баранку ваш покорный слуга. Так, сообщаясь посредством беспрестанно работающих на громкой связи телефонов, мы дорогой прослушали историческое выступление президента РФ, который очень грозно обещал показать украинцам настоящую декоммунизацию и вообще в предпоследний раз напоминал того самого Путина, а не нынешнюю ощипанную, как и вся его "федерация", курицу. Надо ли говорить о том, что за эти несколько часов я неоднократно мысленно называл себя болваном, который совершенно неверно оценил ситуацию и из-за "признания народных бантустанов" зачем-то на ночь глядя сорвался с места?
Опустим приятные воспоминания о лопнувшем посреди ночной трассы колесе (мой низкий поклон дорожным работникам, заботливо создавшим уютную яму, не обозначенную ни какими-либо искусственными знаками, ни тем более природными, вроде электрического освещения), а также быстром помещени на ночь в какою-то гостиницу и возобновившемся движении утром. Наконец, мы дома - точнее в доме, на окраине села, с романтическим видом на карпатские горы и повелительной необходимостью протопить как можно скорее стнеы. Общее настроение семьи наиболее выпукло выражал кот, сохранивший самые теплые воспоминания о переезде в четырнадцатом году.
Ничего, - бодро предположил я, - отдохнем пару дней, все определится и спокойно вернемся. На следующее утро, в пять часов тридцать две минуты, я был разбужен звонком, после которого жизнь разделилась на "до" и "рэ". Мысленно, в который раз, твердо пообещав себе доверить лишь собственной интуиции, а не официальным источникам, я бодро приступил к обычной в таких обстоятельствах деятельности: накупил продуктов и стремительно начал их кушать. Жена в это время занималась разного рода мелочами, одна из которых, вероятно, позволила спасти несколько жизней.
Между тем, наступило двадцать шестое февраля и к этому моменту наша деревенская община увеличилась за счет семьи коллег моей супруги, тогда как местные, встревоженные появлением нескольких машин на киевских, луганских и харьковских номерах, звонили хозяевам нашего дома и сообщали о том, что у нас допоздна горит свет, а однажды кто-то вышел во двор и подозрительно ритмично щелкал ручным фонариком в ночной темноте. Надо сразу признаться, что все это было чистой правдой, а про фонарик особенно - это я решил осмотреть сауну, а потом уронил ключи от дома и методически искал их в снегу, при помощи того самого фонаря.
Но оставим в стороне понятную в таких обстоятельствах бдительность и перейдем к наиболее героическому эпизоду в моем феврале двадцать второго года. Не откладывая дела в долгий ящик, не скрывая и не тая, скажу прямо - ваш покорный слуга решил стать на учет и, при необходимости, надеть чего-нибудь защитного. Заручившись обещанием харьковчан и ряда моих друзей опекать жену, я храбро выдержал неизбежный разговор, трусливо вильнув насчет того, что меня, вероятно, поставят в какие-нибудь вспомогательные войска, охранять склады и не очень стратегические мосты, тогда как подготовленные солдаты отправятся на поле брани, где их ожидает слава. Признаться же откровенно, то в призыв я не особенно верил, полагаясь на то, что для вооруженных сил я особенного интереса не представляю. Однако же, на этот раз война шла "на полную" и я посчитал, что должен предоставить себя в распоряжение государства.
Мало ли.
Надо заметить, что никогда еще состояние моего здоровья и интеллектуальных потенций не были охарактеризованы в столь жестких и не требующих особой трактовки выражениях. И все же, будучи человеком упрямым, я настоял на том, чтобы съездить в ближайший город и каким-то образом заявить о себе местному военкомату. Надо заметить, что все это происходило между двадцать шестым и двадцать восьмым числами, когда еще не было ни жестких требований к, ни очередей в. Упирая на это обстоятельство, я аккуратно пытаюсь подвести вас к мысли о широте моего жеста и всей серьезности намерений.
Итак, поскольку машину к тому времени я водить уже опасался (опустим температурные подробности), то возила меня супруга, не прекращающая напоминать о долге перед ней, будущими детьми и непосредственно котом, который за время переезда потерял пару килограммов живого веса и столько же пушного. Будучи романтично настроенным молодым человеком тридцать восьми лет, я легкомысленно отвечал в том духе, что такого опытного бойца как я наверняка разместят подальше от линии фронта - как минимум из соображений продовольственной логистики. Так, дружески полемизируя, мы проезжали мимо сел, на выездах из которых уже стояли бетонные блоки и львовская терроборона, чуть было не выигравшая той весной войну, практически полностью перекрыв движение автотранспорта с запада на восток.
Город же встретил нас бодрым плакатом, на котором гостям и в кавычках "беженцам" предлагалось вести себя тихо-смирно, а иначе им обещались, дословно, пиздюли и немедленная отправка на фронт. Будучи охвачен теплым чувством благодарности, я зафотографировал себе несколько таких бигбордов на память. Между тем, власти еще надо было найти. В штабе местной терробороны меня встретил сумрачный бородач, сказавший в общем, что "вакансий не наличествует", зато же в военкомате встретили как родного. Так вышло, что я был одним из первых, кто приехал туда "с востока" (т.е. дальше чем от Ровенской области), а потому меня даже провели в штаб и попросили (sic) подождать.
Я подождал, с интересом рассматривая плакаты на стенах, а потом вошли господа офицеры и, совершенно игнорируя мое присутствие, начали совещаться. Узнавать военные тайны мне не особенно хотелось, но все-таки пришлось: так, мне совершенно точно известно, что в начале войне в городе С. энской области имелся гарнизон из сорока двух человек и вдвое меньшего количества автоматов. Половина из указанного числа людей отбыла в тот же день "на Киев". После этого кто-то услышал мой кашель и обо мне наконец-то вспомнили. Так я отправился на медкомиссию, которую прошел в течение пяти минут, получив "годен" и устные заверения о том, что все записано и внесено в.
В общем, подумалось мне несколько дней спустя, не так уж и плохо - сейчас в военкоматах очереди из беженцев, все становятся на учет, преют в очередях, а я уже обо всем озаботился. Поэтому жилось мне спокойно и даже весело: домик хорошо протопился, по вечерам приходили наши харьковские знакомцы (у нас были все удобства и душ), а новости с фронта шли самые оптимистические. Было очевидно, что "глубокая операция" превратилась в "глубокую глотку" и изрядно переоценивая кремлевского карлу, я предполагал, что Пыня поспешит отыграть назад, к двадцать третьему числу. Было много и других забот - принять и обустроить несколько семей моих друзей и знакомых, сделать ход в Panzer Corps, немного поработать над книгой, убрать снег и пр.
Вся эта идиллия закончилась в тот момент, когда я решил съездить в военкомат еще раз, уточнить насчет того считается ли мой прошлый приезд за постановку на учет - а тогда из каждого утюга вопили "беженцы! переселенцы! срочно стать на! срочно стать на!" - или надо еще каких-то процедур. Мысли о том, что меня могут прямо сейчас взять и послать, у меня, признаться, не было. А именно так оно и произошло - приехав в самых первых числах марта в уже известный мне военкомат, я обнаружил там совершенно иную атмосферу чем прежде. Очереди на улице, очереди в зданиях - и все это серое, мрачное, угнетенное.
Местный житель, мужик-"работяга" моего возраста, пришедший в военкомат вместе с маленькой дочерью, потому что оставить ее не с кем, и тут же призванный... растерянный, он беспомощно озирался вокруг, вслух размышляя о том, как же ему быть. "Переселенец", который только что приехал и просил дать ему отсрочку на время, чтобы хотя бы найти жилье для семьи... многое увиделось и запомнилось тогда, но сейчас об этом я говорить не хочу и не могу. Наконец я, радостный от того, что мне не надо выстаивать бесконечную очередь на медкомиссию, а можно сразу пойти и... вам повестка, седьмого с вещами сюда, к семи ноль-ноль.
- А... куда потом?
- Как куда? На полигон, две недели подготовки.
Здесь надо бы написать о том, что меня переполняло чувство гордости и острое предвкушение воинской славы, но поскольку лицемерия не переношу, то скажу правду: растеряный, шел я к машине, совершенно не представляя себе как именно преподнести жене эту новость. И чтобы выиграть хоть сколько-нибудь времени для обдумывания внезапно изменившихся обстоятельств, я прибег к постыдной лжи. Это, наверное, были худшие полчаса за весь прошлый год - поддерживая дорожный разговор, мысленно намечать ход своих дальнейших действий. Как вы понимаете, о том чтобы переходить на положение уклониста и речи быть не могло. Волновали другие вопросы, на фоне которых перспектива в скором времени отправиться на полигон беспокоила меня в этот момент меньше всего.
В общем, обеспечив несколькими звонками хоть какие-то подпорки на будущее, я нашел в себе силы сообщить жене о том, что мое первоначальное сообщение было несколько далеким от реальности и оуо ю ин зе арми нау. Надо сказать, что я ожидал большего. Быть может заламывания рук или того самого удара молотком по ноге, которым мне в антивоенных целях грозили прежде. Ничего подобного - выслушав, супруга очень спокойно сказала, что она просит лишь об одном: съездить с ней завтра во Львов, сделать несколько снимков, но не на память, с героем, а легких, т.е. тех, которые во мне. Быть может, заметила она, тебе стоит получить отсрочку на неделю, продолжив процедуры, прежде чем ехать в казарму, пугать людей кашлем.
Тут надо заметить, что еще с момента нашего знакомства жена имела обыкновение переоценивать мою личную храбрость и потому, как выяснилось впоследствии, полагала, что я вызвался на фронт добровольцем, тогда как ничего подобного не было и, как уже упоминалось выше, мое честолюбие не простиралось дальше охраны тушенки в глубоком тылу, желательно с выходными днями. Поэтому возникло некоторое недопонимание - жена думала, что я фыркаю как боевой конь в ожидании битвы, а я просто хотел исполнить свой долг, то бишь явиться и встать на учет, а если так уж надо, и без меня никак... ну, хорошо. Не бегать же мне, в самом деле. И потом, это же полигон, не фронт еще. А может меня сразу в генеральный штаб возьмут, с таким-то варгеймерским опытом!
В общем, снимки были сделаны и оказалось, что... впрочем, опустим подробности, остановившись на том, что утром седьмого числа я явился в указанное место и стыдливо попросил отсрочки. Дайте, сказал я, недельку, подышать теплым воздухом в трубочку. Женщина за прилавком посмотрела на меня с презрением - что и понятно, ведь вот он, уклонист, в чистом виде. Непонятно какое направление приобрел бы этот разговор, но тут начали сказываться последствия прежде принятых решений - меня случайно увидел один из тех офицеров, которых я доставал в первые дни насчет собственного "добровольчества". Справедливо рассудив, что такой храбрец не стал бы симулянтом, военкоматчик отправил меня на комиссию, за разрешением пожить штатским еще недельку.
Оттуда я вышел с белым билетом. Мой вид, а еще сильнее снимки, произвели на врачей - тех самых, что десятью днями раньше в пять минут поставили мне "годен" - столь сильное впечатление, что они - совершенно и абсолютно внезапно для нас - тут же вычеркнули меня из числа рассматриваемых в качестве потенциальных солдат. Вообще. И здесь опять надо бы сказать о том, что я пережил глубокое чувство разочарования и даже гнев, но ничего подобного со мной не было, а напротив - в голове бесенком носилась радостная мысль о том, что я могу сейчас встать и свободно выйти за кованные железные ворота, сесть в машину и свободно поехать в чужой, но уже приятный глазу дом. Сегодня, хорошо зная и расценки, и схемы получения разного рода белых билетов, я еще раз думаю о том, какими неожиданными могут быть последствия наших решений.
Положение мое казалось самым благоприятным и целую неделю я буквально наслаждался жизнью.
Но тут меня начала искушать жена, заходя то с одного, то с другого бока. Вот ты, Роман Сергеевич, - говорила она, - лежишь, только о себе думаешь, а между тем тебе в больничку бы лечь. А во Львове мест нет (и действительно, братцы, во Львове тогда мест не было настолько, что женскую половину семьи одного моего киевского и напрочь украиноязычного друга - знаю, эта деталь для многих важна - пришлось устраивать в каком-то маленьком городишке, в квартире по шапочному знакомству, которое обернулось самым большим позором моей жизни: сам вызвавшись обеспечить людей жильем, я договорился на одних условиях, которые потом стремительно переигрались в пользу многократного увеличения квартплаты и мелочными придиркам за перерасход газа - сюжет сам по себе уже показательный, но жизни этого оказалось мало и она добавила дополнительный штрих, в виде того обстоятельства, что владельцем этого жилья был главный городской стоматолог, человек не самой крайней бедности и большой патриот, гнида и конченая тварь), а потому... и потом, мы же все равно собирались?
Пять дней я храбро отбивал эти атаки, а потом плюнул и решил попробовать. И в самом деле, ладно мои желания (мне, признаться, только и хотелось, что лежать в доме и тихо покашливать) - но жена-то работает в немецкой корпорации и ее ждут, и просят. Между тем, прозрачность формулировок тогда была такой, что оставалось совершенно непонятным - имею ли, белобилетник, выезжать из страны или все-таки нет? Без меня, понятное дело, никто бы никуда не уехал, да и как, если ключи от дома у меня? В общем, мы собрали совсем немного вещей, выбрали ту машину, которая побольше, и поехали "попробовать".
Надо ли говорить, что выезд прошел как по маслу? Даже на котика документов не запросили. Переночевав в лодзинской гостинице, я с радостью пересек границу и через Бранденбург покатил - все еще в качестве пассажира-овоща, - в Киль, где нас уже ждала квартира с чудесным видом на. С той поры прошло много времени и, чего скрывать - это было чудесное время. Но это уже отдельные истории, к которым я еще непременно обращусь, а сегодня мне хотелось поделиться теми февральско-мартовскими днями, что навсегда останутся в моей памяти.
Эвакуационный Уголек.
Война не застала меня врасплох.
Вероятно, были и такие люди, что искренне ожидали от этого убожества расцвета наук и искусств, но ваш покорный слуга, многие годы внимательно наблюдавший за расцветом попаданческой литературы, как-то нашел в себе интеллектуальные силы предположить, что это чеховское ружье обязательно должно выстрелить. Оставалось определиться лишь с одним - когда? Из своей резиденции в Чайках я мониторил ситуацию - ошибиться было нельзя. То есть, превентивно выехать - хоть в Карпаты, хоть в Альпы, - это пожалуйста, хоть сейчас, но.
Но, во-первых, кот, который и так уже повидал некоторое дерьмо и россиян в 2014 году, а во-вторых, в двадцать втором году у меня и так на лето намечался основательный переезд, предварять который излишней суетой мне решительно не хотелось. Чего, как говорится, два раза вставать? Поэтому предварительные меры были приняты такие: ангажирован домик к западу от Днепра (км эдак в пятьсот) и введена в работу система "Почесуха - 4". Действовала она так - едва только на фронте перед ВСУ появились бы российские войска, как определенное количество людей должно было немедленно друг друга об этом известить.
Закавыка же была в том, что если сама система и работала как отлаженный механизм, то люди ее составлявшие - отнюдь. Говоря проще, ночью они имели мещанское обыкновение спать и вполне могли пропустить начало "великого антифашистского похода". К счастью, на этот случай у меня имелся ключевой элемент всей системы - старый луганский друг-невротик, который только что женился и потому наивно собирался жить долго и счастливо, вследствие чего воспринимал нависшие с востока тучи как личное оскорбление, отчего частенько просыпался под утро и смотрел в интернет - чу? тихо ли?
Кроме того, у меня имелся инсайд. Да, тот самый легендарный "инсайд" от "людей вхожих", в форме и с погонами. В самом начале февраля мне было сообщено, что в высших сферах исходят из того, что нападение неизбежно и состоится до конца этого месяца. Кажется, это был единственный в моей жизни случай, когда подобного рода информация не оказалась полной лажей. И именно поэтому я продолжал полагаться исключительно на собственные оценки. Рассчитывая на свой непревзойденный интеллект, еще в годы детства позволявший мне играть на первой "соньке" во вторую "циву", одними лишь гоплитами создавая империю на сотни квадратных клеток, я был убежден, что сумею отделить информационных агнцев от козлищ и не стану зря тревожить кота переездом.
"Всё, пора" случилось в тот день, когда "диверсанты ВСУ" сперва расстреляли пограничную российскую будку где-то в колхозных полях какой-то матери и области, а затем попытались напасть на Россию силами одной боевой машины пехоты, к тому моменту уже уничтоженной. Увидев кадры с этой неприкрытой "правдой по-русски", мне подумалось, что такую "залипуху" можно подавать только если ты уже твердо знаешь, что в следующее мгновение трахнешь собеседника табуретом по голове и никакого обсуждения совершенно точно не будет. Мы быстро собрали кое-какие вещи, погрузили их в кое-какие машины и пять вечера выехали в сторону западной государственной границы.
Впереди, с котом, ехала жена, а позади, с вещами, крутил баранку ваш покорный слуга. Так, сообщаясь посредством беспрестанно работающих на громкой связи телефонов, мы дорогой прослушали историческое выступление президента РФ, который очень грозно обещал показать украинцам настоящую декоммунизацию и вообще в предпоследний раз напоминал того самого Путина, а не нынешнюю ощипанную, как и вся его "федерация", курицу. Надо ли говорить о том, что за эти несколько часов я неоднократно мысленно называл себя болваном, который совершенно неверно оценил ситуацию и из-за "признания народных бантустанов" зачем-то на ночь глядя сорвался с места?
Опустим приятные воспоминания о лопнувшем посреди ночной трассы колесе (мой низкий поклон дорожным работникам, заботливо создавшим уютную яму, не обозначенную ни какими-либо искусственными знаками, ни тем более природными, вроде электрического освещения), а также быстром помещени на ночь в какою-то гостиницу и возобновившемся движении утром. Наконец, мы дома - точнее в доме, на окраине села, с романтическим видом на карпатские горы и повелительной необходимостью протопить как можно скорее стнеы. Общее настроение семьи наиболее выпукло выражал кот, сохранивший самые теплые воспоминания о переезде в четырнадцатом году.
Ничего, - бодро предположил я, - отдохнем пару дней, все определится и спокойно вернемся. На следующее утро, в пять часов тридцать две минуты, я был разбужен звонком, после которого жизнь разделилась на "до" и "рэ". Мысленно, в который раз, твердо пообещав себе доверить лишь собственной интуиции, а не официальным источникам, я бодро приступил к обычной в таких обстоятельствах деятельности: накупил продуктов и стремительно начал их кушать. Жена в это время занималась разного рода мелочами, одна из которых, вероятно, позволила спасти несколько жизней.
Между тем, наступило двадцать шестое февраля и к этому моменту наша деревенская община увеличилась за счет семьи коллег моей супруги, тогда как местные, встревоженные появлением нескольких машин на киевских, луганских и харьковских номерах, звонили хозяевам нашего дома и сообщали о том, что у нас допоздна горит свет, а однажды кто-то вышел во двор и подозрительно ритмично щелкал ручным фонариком в ночной темноте. Надо сразу признаться, что все это было чистой правдой, а про фонарик особенно - это я решил осмотреть сауну, а потом уронил ключи от дома и методически искал их в снегу, при помощи того самого фонаря.
Но оставим в стороне понятную в таких обстоятельствах бдительность и перейдем к наиболее героическому эпизоду в моем феврале двадцать второго года. Не откладывая дела в долгий ящик, не скрывая и не тая, скажу прямо - ваш покорный слуга решил стать на учет и, при необходимости, надеть чего-нибудь защитного. Заручившись обещанием харьковчан и ряда моих друзей опекать жену, я храбро выдержал неизбежный разговор, трусливо вильнув насчет того, что меня, вероятно, поставят в какие-нибудь вспомогательные войска, охранять склады и не очень стратегические мосты, тогда как подготовленные солдаты отправятся на поле брани, где их ожидает слава. Признаться же откровенно, то в призыв я не особенно верил, полагаясь на то, что для вооруженных сил я особенного интереса не представляю. Однако же, на этот раз война шла "на полную" и я посчитал, что должен предоставить себя в распоряжение государства.
Мало ли.
Надо заметить, что никогда еще состояние моего здоровья и интеллектуальных потенций не были охарактеризованы в столь жестких и не требующих особой трактовки выражениях. И все же, будучи человеком упрямым, я настоял на том, чтобы съездить в ближайший город и каким-то образом заявить о себе местному военкомату. Надо заметить, что все это происходило между двадцать шестым и двадцать восьмым числами, когда еще не было ни жестких требований к, ни очередей в. Упирая на это обстоятельство, я аккуратно пытаюсь подвести вас к мысли о широте моего жеста и всей серьезности намерений.
Итак, поскольку машину к тому времени я водить уже опасался (опустим температурные подробности), то возила меня супруга, не прекращающая напоминать о долге перед ней, будущими детьми и непосредственно котом, который за время переезда потерял пару килограммов живого веса и столько же пушного. Будучи романтично настроенным молодым человеком тридцать восьми лет, я легкомысленно отвечал в том духе, что такого опытного бойца как я наверняка разместят подальше от линии фронта - как минимум из соображений продовольственной логистики. Так, дружески полемизируя, мы проезжали мимо сел, на выездах из которых уже стояли бетонные блоки и львовская терроборона, чуть было не выигравшая той весной войну, практически полностью перекрыв движение автотранспорта с запада на восток.
Город же встретил нас бодрым плакатом, на котором гостям и в кавычках "беженцам" предлагалось вести себя тихо-смирно, а иначе им обещались, дословно, пиздюли и немедленная отправка на фронт. Будучи охвачен теплым чувством благодарности, я зафотографировал себе несколько таких бигбордов на память. Между тем, власти еще надо было найти. В штабе местной терробороны меня встретил сумрачный бородач, сказавший в общем, что "вакансий не наличествует", зато же в военкомате встретили как родного. Так вышло, что я был одним из первых, кто приехал туда "с востока" (т.е. дальше чем от Ровенской области), а потому меня даже провели в штаб и попросили (sic) подождать.
Я подождал, с интересом рассматривая плакаты на стенах, а потом вошли господа офицеры и, совершенно игнорируя мое присутствие, начали совещаться. Узнавать военные тайны мне не особенно хотелось, но все-таки пришлось: так, мне совершенно точно известно, что в начале войне в городе С. энской области имелся гарнизон из сорока двух человек и вдвое меньшего количества автоматов. Половина из указанного числа людей отбыла в тот же день "на Киев". После этого кто-то услышал мой кашель и обо мне наконец-то вспомнили. Так я отправился на медкомиссию, которую прошел в течение пяти минут, получив "годен" и устные заверения о том, что все записано и внесено в.
В общем, подумалось мне несколько дней спустя, не так уж и плохо - сейчас в военкоматах очереди из беженцев, все становятся на учет, преют в очередях, а я уже обо всем озаботился. Поэтому жилось мне спокойно и даже весело: домик хорошо протопился, по вечерам приходили наши харьковские знакомцы (у нас были все удобства и душ), а новости с фронта шли самые оптимистические. Было очевидно, что "глубокая операция" превратилась в "глубокую глотку" и изрядно переоценивая кремлевского карлу, я предполагал, что Пыня поспешит отыграть назад, к двадцать третьему числу. Было много и других забот - принять и обустроить несколько семей моих друзей и знакомых, сделать ход в Panzer Corps, немного поработать над книгой, убрать снег и пр.
Вся эта идиллия закончилась в тот момент, когда я решил съездить в военкомат еще раз, уточнить насчет того считается ли мой прошлый приезд за постановку на учет - а тогда из каждого утюга вопили "беженцы! переселенцы! срочно стать на! срочно стать на!" - или надо еще каких-то процедур. Мысли о том, что меня могут прямо сейчас взять и послать, у меня, признаться, не было. А именно так оно и произошло - приехав в самых первых числах марта в уже известный мне военкомат, я обнаружил там совершенно иную атмосферу чем прежде. Очереди на улице, очереди в зданиях - и все это серое, мрачное, угнетенное.
Местный житель, мужик-"работяга" моего возраста, пришедший в военкомат вместе с маленькой дочерью, потому что оставить ее не с кем, и тут же призванный... растерянный, он беспомощно озирался вокруг, вслух размышляя о том, как же ему быть. "Переселенец", который только что приехал и просил дать ему отсрочку на время, чтобы хотя бы найти жилье для семьи... многое увиделось и запомнилось тогда, но сейчас об этом я говорить не хочу и не могу. Наконец я, радостный от того, что мне не надо выстаивать бесконечную очередь на медкомиссию, а можно сразу пойти и... вам повестка, седьмого с вещами сюда, к семи ноль-ноль.
- А... куда потом?
- Как куда? На полигон, две недели подготовки.
Здесь надо бы написать о том, что меня переполняло чувство гордости и острое предвкушение воинской славы, но поскольку лицемерия не переношу, то скажу правду: растеряный, шел я к машине, совершенно не представляя себе как именно преподнести жене эту новость. И чтобы выиграть хоть сколько-нибудь времени для обдумывания внезапно изменившихся обстоятельств, я прибег к постыдной лжи. Это, наверное, были худшие полчаса за весь прошлый год - поддерживая дорожный разговор, мысленно намечать ход своих дальнейших действий. Как вы понимаете, о том чтобы переходить на положение уклониста и речи быть не могло. Волновали другие вопросы, на фоне которых перспектива в скором времени отправиться на полигон беспокоила меня в этот момент меньше всего.
В общем, обеспечив несколькими звонками хоть какие-то подпорки на будущее, я нашел в себе силы сообщить жене о том, что мое первоначальное сообщение было несколько далеким от реальности и оуо ю ин зе арми нау. Надо сказать, что я ожидал большего. Быть может заламывания рук или того самого удара молотком по ноге, которым мне в антивоенных целях грозили прежде. Ничего подобного - выслушав, супруга очень спокойно сказала, что она просит лишь об одном: съездить с ней завтра во Львов, сделать несколько снимков, но не на память, с героем, а легких, т.е. тех, которые во мне. Быть может, заметила она, тебе стоит получить отсрочку на неделю, продолжив процедуры, прежде чем ехать в казарму, пугать людей кашлем.
Тут надо заметить, что еще с момента нашего знакомства жена имела обыкновение переоценивать мою личную храбрость и потому, как выяснилось впоследствии, полагала, что я вызвался на фронт добровольцем, тогда как ничего подобного не было и, как уже упоминалось выше, мое честолюбие не простиралось дальше охраны тушенки в глубоком тылу, желательно с выходными днями. Поэтому возникло некоторое недопонимание - жена думала, что я фыркаю как боевой конь в ожидании битвы, а я просто хотел исполнить свой долг, то бишь явиться и встать на учет, а если так уж надо, и без меня никак... ну, хорошо. Не бегать же мне, в самом деле. И потом, это же полигон, не фронт еще. А может меня сразу в генеральный штаб возьмут, с таким-то варгеймерским опытом!
В общем, снимки были сделаны и оказалось, что... впрочем, опустим подробности, остановившись на том, что утром седьмого числа я явился в указанное место и стыдливо попросил отсрочки. Дайте, сказал я, недельку, подышать теплым воздухом в трубочку. Женщина за прилавком посмотрела на меня с презрением - что и понятно, ведь вот он, уклонист, в чистом виде. Непонятно какое направление приобрел бы этот разговор, но тут начали сказываться последствия прежде принятых решений - меня случайно увидел один из тех офицеров, которых я доставал в первые дни насчет собственного "добровольчества". Справедливо рассудив, что такой храбрец не стал бы симулянтом, военкоматчик отправил меня на комиссию, за разрешением пожить штатским еще недельку.
Оттуда я вышел с белым билетом. Мой вид, а еще сильнее снимки, произвели на врачей - тех самых, что десятью днями раньше в пять минут поставили мне "годен" - столь сильное впечатление, что они - совершенно и абсолютно внезапно для нас - тут же вычеркнули меня из числа рассматриваемых в качестве потенциальных солдат. Вообще. И здесь опять надо бы сказать о том, что я пережил глубокое чувство разочарования и даже гнев, но ничего подобного со мной не было, а напротив - в голове бесенком носилась радостная мысль о том, что я могу сейчас встать и свободно выйти за кованные железные ворота, сесть в машину и свободно поехать в чужой, но уже приятный глазу дом. Сегодня, хорошо зная и расценки, и схемы получения разного рода белых билетов, я еще раз думаю о том, какими неожиданными могут быть последствия наших решений.
Положение мое казалось самым благоприятным и целую неделю я буквально наслаждался жизнью.
Но тут меня начала искушать жена, заходя то с одного, то с другого бока. Вот ты, Роман Сергеевич, - говорила она, - лежишь, только о себе думаешь, а между тем тебе в больничку бы лечь. А во Львове мест нет (и действительно, братцы, во Львове тогда мест не было настолько, что женскую половину семьи одного моего киевского и напрочь украиноязычного друга - знаю, эта деталь для многих важна - пришлось устраивать в каком-то маленьком городишке, в квартире по шапочному знакомству, которое обернулось самым большим позором моей жизни: сам вызвавшись обеспечить людей жильем, я договорился на одних условиях, которые потом стремительно переигрались в пользу многократного увеличения квартплаты и мелочными придиркам за перерасход газа - сюжет сам по себе уже показательный, но жизни этого оказалось мало и она добавила дополнительный штрих, в виде того обстоятельства, что владельцем этого жилья был главный городской стоматолог, человек не самой крайней бедности и большой патриот, гнида и конченая тварь), а потому... и потом, мы же все равно собирались?
Пять дней я храбро отбивал эти атаки, а потом плюнул и решил попробовать. И в самом деле, ладно мои желания (мне, признаться, только и хотелось, что лежать в доме и тихо покашливать) - но жена-то работает в немецкой корпорации и ее ждут, и просят. Между тем, прозрачность формулировок тогда была такой, что оставалось совершенно непонятным - имею ли, белобилетник, выезжать из страны или все-таки нет? Без меня, понятное дело, никто бы никуда не уехал, да и как, если ключи от дома у меня? В общем, мы собрали совсем немного вещей, выбрали ту машину, которая побольше, и поехали "попробовать".
Надо ли говорить, что выезд прошел как по маслу? Даже на котика документов не запросили. Переночевав в лодзинской гостинице, я с радостью пересек границу и через Бранденбург покатил - все еще в качестве пассажира-овоща, - в Киль, где нас уже ждала квартира с чудесным видом на. С той поры прошло много времени и, чего скрывать - это было чудесное время. Но это уже отдельные истории, к которым я еще непременно обращусь, а сегодня мне хотелось поделиться теми февральско-мартовскими днями, что навсегда останутся в моей памяти.