watermelon83 (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
watermelon83) wrote2024-01-26 10:04 am
watermelon83) wrote2024-01-26 10:04 am
Entry tags:
Октавиан Август
- и все-все-все. Рим, I век до нашей эры.
Когда Гай Октавий был еще совсем маленьким плебеем, то приходился Цезарю всего лишь внучатым племянником. Возмужав, он показал, что способен на большее и был произведен в сыновья и наследники диктатора. Не удивляйтесь, такое бывало, а в Египте вообще сестер за братьев замуж выдавали. Известие о смерти Цезаря застало Октавия в Иллирии, но не врасплох. Отпустив в знак скорби бороду, он явился в Италию и скромно потупившись попросил выдать ему причитающееся.
В Риме в это время творилось черт знает что. Убийца Брут бегал по городу с окровавленной тогой Цезаря и зазывал всех под республиканские знамена, Цицерон хлопотал о примирении как курица над разбитыми яйцами, а возглавивший цезарианцев Марк Антоний - плотоядный солдат с блестящими губами, - лениво ожидал подхода своих легионов. Никаких денег у меня нет, - нагловато посмеиваясь, отвечал он худенькому и невзрачному Октавию - много вас тут таких ходит, "наследников". Ступай вон, а то еще прибьют ненароком.
Но Октавий хоть и был тщедушен, особенно на фоне широкой шеи и глубоких шрамов Антония, однако же совсем не прост. Вступив в тайный союз с Цицероном, он принял имя, отчество и фамилию приемного отца, выйдя с ними к римлянами. Я ваш Гай Юлий Цезарь, - сказал он им, - ваш Октавиан Август, узнаете ли вы меня? Это было рискованным шагом, но наученные Цицероном плебеи громко закричали из толпы, что-де конечно узнают, и что сам покойный диктатор не был на себя похож так, как Октавиан на него.
Уверившись, римляне стали переходить на сторону наследника Цезаря. Увидев это, Брут бежал к Филиппам и там погиб, а Антоний сник и согласился делиться. Взяв себе восточную часть римских владений, он уплыл в Египет к Клеопатре, до которой всегда был падок. Наружно все были довольны и только Цицерон, которому мстительный Антоний перед уходом отрезал голову, имел основания жаловаться на судьбу (42 г. до н.э.).
Засев в Риме, Октавиан Август извел остатки аристократической партии, добил угнездившихся в Иберии помпеянцев и построил флот. Антоний же вел расслабленный образ жизни - женился на Клеопатре, неудачно воевал с парфянами и купался нагишом. За это его частенько высмеивала римская пресса, на что Антоний всегда реагировал одинаковым образом: сердился.
Клеопатра, в царстве которой он жил, частенько попрекала его за безделье. Это была вздорная женщина, убившая двух мужей и такое же количество братьев. Разлегся с утра ванной, - ворчала она, стараясь побольнее уязвить Антония, - бока полощет. Октавиан вон - и Сицилию взял, и Карфаген починил, а мы даже в Грецию съездить не можем, к родственникам. Да чего там, Парфию ему победить некогда всё, устал от войны, бедняжка! Ой, дура я была, дура - лучше бы меня в том ковре в море сбросили, чем такая жизнь!
Растравив мужа, она довольная уходила гладить Сфинкса.
Не дождавшись пока Антоний нападет, Октавиан сделал это сам. Ты, - написал он ему в Александрию, - не римлянин, а какой-то сириец, если не хуже. Отдавай полномочия! Тогда началась война, которая очень быстро закончилась, потому что у Октавиана были легионеры и триремы, а у Антония только Египет и его царица. Кое-как доплыв мыса Акций, он вступил в сражение с римским флотом, но некстати засмотрелся на Клеопатру и проиграл. Оставив Грецию и армию, они сбежали к пирамидам и решили покончить с собой.
Вместе? - спросил Антоний. Вместе, - отвечала Клеопатра и, поплакав над телом любимого, дождалась прибытия римских войск. Октавиан ходил по Александрии и примерялся к мебели, а на египетскую царицу смотрел как на деталь своего грядущего триумфа. Не выдержав такого унижения, Клеопатра раздобыла змею и, проверив яд на нескольких служанках, закусалась досмерти. Так скромный Октавий стал повелителем всего сущего и цивилизованного (29 г. до н.э.).
Вернувшись в Рим, он объявил себя императором. Но не простым, республиканским, каких до него была уже куча с горкой, а принципиально новым - принцепсом. Такой правитель был сразу всем - и бессрочным преемником божественного Цезаря, и народным трибуном, и главой Сената. Некоторые были этим недовольны, но у Октавиана Августа имелись профессиональная армия, преторианская гвардия и занятые зрелищами плебеи.
С тех пор римские сенаторы все больше занимались починкой городского водопровода и прочими пустяками.
Когда Гай Октавий был еще совсем маленьким плебеем, то приходился Цезарю всего лишь внучатым племянником. Возмужав, он показал, что способен на большее и был произведен в сыновья и наследники диктатора. Не удивляйтесь, такое бывало, а в Египте вообще сестер за братьев замуж выдавали. Известие о смерти Цезаря застало Октавия в Иллирии, но не врасплох. Отпустив в знак скорби бороду, он явился в Италию и скромно потупившись попросил выдать ему причитающееся.
В Риме в это время творилось черт знает что. Убийца Брут бегал по городу с окровавленной тогой Цезаря и зазывал всех под республиканские знамена, Цицерон хлопотал о примирении как курица над разбитыми яйцами, а возглавивший цезарианцев Марк Антоний - плотоядный солдат с блестящими губами, - лениво ожидал подхода своих легионов. Никаких денег у меня нет, - нагловато посмеиваясь, отвечал он худенькому и невзрачному Октавию - много вас тут таких ходит, "наследников". Ступай вон, а то еще прибьют ненароком.
Но Октавий хоть и был тщедушен, особенно на фоне широкой шеи и глубоких шрамов Антония, однако же совсем не прост. Вступив в тайный союз с Цицероном, он принял имя, отчество и фамилию приемного отца, выйдя с ними к римлянами. Я ваш Гай Юлий Цезарь, - сказал он им, - ваш Октавиан Август, узнаете ли вы меня? Это было рискованным шагом, но наученные Цицероном плебеи громко закричали из толпы, что-де конечно узнают, и что сам покойный диктатор не был на себя похож так, как Октавиан на него.
Уверившись, римляне стали переходить на сторону наследника Цезаря. Увидев это, Брут бежал к Филиппам и там погиб, а Антоний сник и согласился делиться. Взяв себе восточную часть римских владений, он уплыл в Египет к Клеопатре, до которой всегда был падок. Наружно все были довольны и только Цицерон, которому мстительный Антоний перед уходом отрезал голову, имел основания жаловаться на судьбу (42 г. до н.э.).
Засев в Риме, Октавиан Август извел остатки аристократической партии, добил угнездившихся в Иберии помпеянцев и построил флот. Антоний же вел расслабленный образ жизни - женился на Клеопатре, неудачно воевал с парфянами и купался нагишом. За это его частенько высмеивала римская пресса, на что Антоний всегда реагировал одинаковым образом: сердился.
Клеопатра, в царстве которой он жил, частенько попрекала его за безделье. Это была вздорная женщина, убившая двух мужей и такое же количество братьев. Разлегся с утра ванной, - ворчала она, стараясь побольнее уязвить Антония, - бока полощет. Октавиан вон - и Сицилию взял, и Карфаген починил, а мы даже в Грецию съездить не можем, к родственникам. Да чего там, Парфию ему победить некогда всё, устал от войны, бедняжка! Ой, дура я была, дура - лучше бы меня в том ковре в море сбросили, чем такая жизнь!
Растравив мужа, она довольная уходила гладить Сфинкса.
Не дождавшись пока Антоний нападет, Октавиан сделал это сам. Ты, - написал он ему в Александрию, - не римлянин, а какой-то сириец, если не хуже. Отдавай полномочия! Тогда началась война, которая очень быстро закончилась, потому что у Октавиана были легионеры и триремы, а у Антония только Египет и его царица. Кое-как доплыв мыса Акций, он вступил в сражение с римским флотом, но некстати засмотрелся на Клеопатру и проиграл. Оставив Грецию и армию, они сбежали к пирамидам и решили покончить с собой.
Вместе? - спросил Антоний. Вместе, - отвечала Клеопатра и, поплакав над телом любимого, дождалась прибытия римских войск. Октавиан ходил по Александрии и примерялся к мебели, а на египетскую царицу смотрел как на деталь своего грядущего триумфа. Не выдержав такого унижения, Клеопатра раздобыла змею и, проверив яд на нескольких служанках, закусалась досмерти. Так скромный Октавий стал повелителем всего сущего и цивилизованного (29 г. до н.э.).
Вернувшись в Рим, он объявил себя императором. Но не простым, республиканским, каких до него была уже куча с горкой, а принципиально новым - принцепсом. Такой правитель был сразу всем - и бессрочным преемником божественного Цезаря, и народным трибуном, и главой Сената. Некоторые были этим недовольны, но у Октавиана Августа имелись профессиональная армия, преторианская гвардия и занятые зрелищами плебеи.
С тех пор римские сенаторы все больше занимались починкой городского водопровода и прочими пустяками.
no subject
Иногда мне хочется сочинить текст про это, про то как они в каком-то смысле все ушли в особую, отличную от нашей реальность и в ней и оставались всю жизнь, и эпиграфом поставить:
Из большой экспедиции к Верхнему Конго
До сих пор ни один не вернулся назад.
А иногда я думаю — ну кому нужны эти дилетантские упражнения, вот есть мистер Тименчик, пусть он и сочиняет.
... В кабинете топилась печка,
За окном становилось темней.
Он сказал: — "Напишите балладу
Обо мне и жизни моей."
<...>
Потом поставили к стенке
И расстреляли его
И нет на его могиле
Ни креста, ни холма. — Ничего.
Но любимые им серафимы
За его прилетели душой
И звезды в небе пели:
...Слава тебе, герой!..
(Одоевцева, 1923 г.)
no subject
>>примесь чисто игровой, фантазийной компоненты, впрочем не слишком большую.
no subject
Применительно к цитированному вами стихотворению — его на много какую конкретику можно натянуть, и, конечно, это восприятие. Например, в предлютеровский период как раз та часть, которая не цитирована, выглядит вполне актуально, а первую можно приложить хоть к Пятикнижию, хоть к первому крестовому.
Но Гумилёв-то писал это в 1919 (вроде бы). Какой силы слова и разрушенных городов ему _тогда_ не хватало?
К чему эта бюрократическая пастораль:
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Если это не что-то вытянутое из загашников — то что же он в тот год _так_ воспринимал?
no subject
Название сборника — "Огненный столп" — это опять библейская отсылка (Исход), да и вообще естественно предположить, что он воспринимал исторические сдвиги, происходившие вокруг, как продолжение процесса Творения (чем они и были, в той или иной мере — здесь опять особенности субъективного восприятия), а тут — мертвые слова. Вот об этом речь, по-моему.
no subject
Война сюда не вошла, да и воспринимал он ее иначе, в более романтическом
Я бы не сказал, что начало стихотворения в другом ключе: автор явно ничего не имеет против содержания двух первых четверостиший и как раз противопоставляет — "и т.д."
(вообще забавно, что Гумилёв, начав с неиллюзорных фронтовых подвигов и вроде бы не уклоняясь от продолжения оных, практически всю войну провёл в стиле будейовицкого анабасиса Швейка и сохранил всё то же романтическое отношение к ней, кмк)Да, признаю, если начать с конечной сентенции, которая может быть порождена чем угодно, то надо что-то толковое надстроить, т.к. иначе она не только абстрактна, но и невыносимо банальна, сама "дурно пахнет".
Но вот именно в той обстановке эта надстройка мне видится сверхэскапизмом,
либо, наоборот, самокритикойno subject
>>всю войну провёл в стиле будейовицкого анабасиса Швейка
С визгом и молнией с неба падает птица. На этих нечестивых существ охотятся с большой жестокостью и кровью.
no subject
ещё и занимательная геометрия со взаимным положением столбов и копий. хорошо!
no subject
С визгом и молнией с неба падает птица.
нечестивое существо
лезет из птицы. поторопиться
должны мы чтоб не упустить его
пленных не брать. и не слишком суров я
богом велено нам
только жестокостью и кровью
предел положить оркослонам
no subject
Эскапизм — конечно. Не вижу в этом ничего дурного, он должен был требовать немалой силы воли. А кроме того творчество в период катастроф, видимо, так устроено — в Питере 19-го года, в режиме реального времени, про расстрелы, про сугробы и палых лошадей на улицах, нетопленые дома, селедочный суп в пайковых столовых мало кто писал высоким слогом.
no subject
у меня ни малейшей критики или пренебрежения, упаси бог.
просто "обычный" эскапизм это куда угодно, только не в романтизацию всемогущества и размаха произвола и насилия, не в сожаление об ограничении оных. а тут получается двойная мембрана.