watermelon83 (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
watermelon83) wrote2015-06-10 09:13 am
watermelon83) wrote2015-06-10 09:13 am
Entry tags:
Размышления о ... Ливонской войне
У этой войны, равно как и у любой другой, имеется ряд ключевых вопросов, ответы на которые позволяют наиболее полно уяснить ее природу. Если кратко обозреть историю двадцатипятилетней борьбы, то представляется очевидным наличие нескольких четко очерченных этапов, причем если начало было наиболее благоприятным для стороны атакующей (т.е. Московского царства), то уже на втором этапе все преимущества в значительной степени были утрачены.
Умирающий царь и английский посол: не счесть алмазов в каменных пещерах
Итак, с 1557-58 гг. русские армии (здесь и далее я буду обобщать, иначе придется запутаться в бесконечных татарах и прочих венграх) вполне уверено разбивали отдельные отряды ливонцев, брали города и крепости, не имея равносильного противника. Первые три года войны были триумфом - раздробленная и слабая Ливония просто не имела физической возможности противопоставить что-то хорошо вооруженным и имеющим непосредственный боевой опыт армиям царя, не говоря уже о численности - редкие ливонские армии были крупнее полутора тысяч человек. Итак, и на стратегическом и на тактическом уровнях Москва уверенно побеждала. Почему же из этого не были получены плоды, как это было после Великой Северной войны Петра?
И тут мы переходим к политике и общественному устройству. Известно, что бывали случаи, когда образования много более низшего порядка (в культурном и пр. смыслах) овладевали более высокоразвитыми государствами и народами (монголы и Хорезм), но для этого требовалось сочетание двух факторов - значительного военного преимущества, сильного руководства и временной или хронической слабости атакуемой стороны. В данном случае, в кампании с Ливонией, в наличии была лишь хроническая слабость последней. Тактически русские армии не представляли собой нечто совершенно нового или неодолимого даже для ливонцев, проблема была в самой организации рыцарского государства, неспособного организовать собственные силы в достаточном количестве. Но и Москва и рыцари действовали не в пустоте - появились и другие игроки.
Второй этап, с подключением в начале 60-х гг. Литвы и Швеции не был должным образом оценен в Москве - их посчитали, в худшем случае, проблемой от которой можно будет откупиться, за ливонский счет. Но закавыка была в том, что московское господство, демонстрируемое татарским способом ведения войны, могло быть принято Ливонией лишь в случае полной безысходности, при отсутствии всякой надежды. Вступление ВКЛ в эту войну такую надежду давало, а литовцы были слишком крупным и живым организмом, чтобы быстро вывести их из войны. Строго говоря, именно тогда была утрачена даже призрачная надежда на полную победу (т.е. захват всей или значительной части Ливонии) - теперь положение Москвы могло лишь ухудшаться. Так оно и случилось - даже при отсутствии хорошего и единого командования, таком же как у ливонцев неумении выставить достаточные силы и прочих огрехах, 60-е гг. - это серия тактических поражений царских войск, перемежаемых столь же бесплодными успехами за счет массированных вторжений, штурмов городов и замков. Это был последний момент, когда Москва могла выйти из войны в ореоле действительного победителя - и такие попытки предпринимались, пусть и неуклюже. Ливонцам, с большим опозданием, был продемонстрирован европеец Магнус, маскирующий Москву также, как это спустя двести лет будут делать курфюрсты, поставленные Санкт-Петербургом. В Литве и Польше царская дипломатия пыталась играть на противоречиях, но все это было слишком непоследовательно - ввиду отсутствия, как это не смешно, сильной руки в Москве, ибо царь был каким угодно правителем, но только не отвечающим требованиям своего времени. Его руководство в этой войне представляет собой цепь ошибок и преступлений, сыгравших известную роль в печальном итоге для молодого царства.
Время было упущено и растрачено на пустяки, а потому ситуация продолжала стабильно ухудшаться для русских и улучшаться для союзников: в конце 60-х гг. оформляется блок поляков и литовцев, сильно ускоренный царской внешней политикой, враждебными становятся шведы и Империя, сыгравшая неявную, но очень важную роль в поражении Москвы. Теперь за русских не играет ни одного фактора: тактически их армии уступают западным, стратегически противник способен бороться на равных - оставался лишь вопрос руководства, т.е. организации наличных сил. И тут в историю входит Баторий, оказавшийся в нужном месте в нужное время - он с полной отдачей исполняет требование дня, организуя все еще рыхлые армии молодой Республики, стягивает все это тесто в железный обруч собственной воли и ведет свои армии к победе. Как только русские теряют последнее тактические преимущество в виде упорной и долгой обороны крепостей (Баторий бьет его неплохой артиллерией и наемной пехотой, способной на решительные штурмы), как сразу же расползаются по швам все добытые тяжелой борьбой политические достижения - от московитов бегут как от чумных, даже их Квислинг, ливонский король Магнус, предпочитает отказаться от трона, перейдя к врагам. Войска русских отступают в свои пределы, умело разоренные царем. Теперь уже вопрос о сохранении приобретенного не стоит - наступает последний, ничего уже не решающий период войны.
Забавно и характерно, что именно ему уделяется в России наибольшее внимание, будто вся война крутилась вокруг осады Пскова. Разумеется - это пропаганда, но и не только. Однако же, с военно-политической точки зрения, этот период войны не имеет ни малейшего значения, в той же степени, в какой захват Смоленска во время Смуты. Какие варианты существовали на тот момент? Представим себе, что по случайному стечению обстоятельств, армии Батория удается взять Псков также быстро как и Полоцк. Триумф и победа - что дальше? Ничего. Армии нужно платить, платить нечем, наступление замирает у следующей - или через одну - крепости. Ничего не изменяется, возможно что и Псков возвращается Москве за определенную сумму. Рассмотрим и иной вариант - армия Батория бесславно снимает осаду и отступает, теряя обозы и артиллерию (в рамках этого варианта, что-то должно вдохнуть в Ивана Васильевича хоть капельку ума и мужества). Позор и поражение - что дальше? Ничего. Москва неспособна вести войну далее, неспособна нанести поражение объединенным польско-литовским силам или каким-то другим образом развить этот успех.
Политически царь проиграл еще на первом этапе, не сумев сделать свою власть приемлемой для новых подданных: кнут в виде татарских зверств, сменяемый пряником в виде их временного прекращения оказался дурным методом. Стратегически Москва проиграла как только за Ливонию вступили шведы и литовцы, уже на том этапе следовало извлечь максимально возможное и замириться, не теряя лица. Хребет же военной машине царя был сломлен на третьем этапе, после которого Баторий сделал не совсем удачную попытку извлечения стратегических успехов из тактического преимущества. Она не вполне удалась, но и не была безусловно неудачной: даже ведя наступательную и осадную войну в тяжелых условиях, его войска извлекли почти максимум из возможного. Требовать же от них эфемерной военной победы может только профан.
Царь не рассчитал своих и чужих сил, бездарно растратив энергию и динамику молодого государства. Как только Иван Васильевич начал править сам, после Казанского похода - все и повалилось. Его пример характерен и тяжел.
Умирающий царь и английский посол: не счесть алмазов в каменных пещерах
Итак, с 1557-58 гг. русские армии (здесь и далее я буду обобщать, иначе придется запутаться в бесконечных татарах и прочих венграх) вполне уверено разбивали отдельные отряды ливонцев, брали города и крепости, не имея равносильного противника. Первые три года войны были триумфом - раздробленная и слабая Ливония просто не имела физической возможности противопоставить что-то хорошо вооруженным и имеющим непосредственный боевой опыт армиям царя, не говоря уже о численности - редкие ливонские армии были крупнее полутора тысяч человек. Итак, и на стратегическом и на тактическом уровнях Москва уверенно побеждала. Почему же из этого не были получены плоды, как это было после Великой Северной войны Петра?
И тут мы переходим к политике и общественному устройству. Известно, что бывали случаи, когда образования много более низшего порядка (в культурном и пр. смыслах) овладевали более высокоразвитыми государствами и народами (монголы и Хорезм), но для этого требовалось сочетание двух факторов - значительного военного преимущества, сильного руководства и временной или хронической слабости атакуемой стороны. В данном случае, в кампании с Ливонией, в наличии была лишь хроническая слабость последней. Тактически русские армии не представляли собой нечто совершенно нового или неодолимого даже для ливонцев, проблема была в самой организации рыцарского государства, неспособного организовать собственные силы в достаточном количестве. Но и Москва и рыцари действовали не в пустоте - появились и другие игроки.
Второй этап, с подключением в начале 60-х гг. Литвы и Швеции не был должным образом оценен в Москве - их посчитали, в худшем случае, проблемой от которой можно будет откупиться, за ливонский счет. Но закавыка была в том, что московское господство, демонстрируемое татарским способом ведения войны, могло быть принято Ливонией лишь в случае полной безысходности, при отсутствии всякой надежды. Вступление ВКЛ в эту войну такую надежду давало, а литовцы были слишком крупным и живым организмом, чтобы быстро вывести их из войны. Строго говоря, именно тогда была утрачена даже призрачная надежда на полную победу (т.е. захват всей или значительной части Ливонии) - теперь положение Москвы могло лишь ухудшаться. Так оно и случилось - даже при отсутствии хорошего и единого командования, таком же как у ливонцев неумении выставить достаточные силы и прочих огрехах, 60-е гг. - это серия тактических поражений царских войск, перемежаемых столь же бесплодными успехами за счет массированных вторжений, штурмов городов и замков. Это был последний момент, когда Москва могла выйти из войны в ореоле действительного победителя - и такие попытки предпринимались, пусть и неуклюже. Ливонцам, с большим опозданием, был продемонстрирован европеец Магнус, маскирующий Москву также, как это спустя двести лет будут делать курфюрсты, поставленные Санкт-Петербургом. В Литве и Польше царская дипломатия пыталась играть на противоречиях, но все это было слишком непоследовательно - ввиду отсутствия, как это не смешно, сильной руки в Москве, ибо царь был каким угодно правителем, но только не отвечающим требованиям своего времени. Его руководство в этой войне представляет собой цепь ошибок и преступлений, сыгравших известную роль в печальном итоге для молодого царства.
Время было упущено и растрачено на пустяки, а потому ситуация продолжала стабильно ухудшаться для русских и улучшаться для союзников: в конце 60-х гг. оформляется блок поляков и литовцев, сильно ускоренный царской внешней политикой, враждебными становятся шведы и Империя, сыгравшая неявную, но очень важную роль в поражении Москвы. Теперь за русских не играет ни одного фактора: тактически их армии уступают западным, стратегически противник способен бороться на равных - оставался лишь вопрос руководства, т.е. организации наличных сил. И тут в историю входит Баторий, оказавшийся в нужном месте в нужное время - он с полной отдачей исполняет требование дня, организуя все еще рыхлые армии молодой Республики, стягивает все это тесто в железный обруч собственной воли и ведет свои армии к победе. Как только русские теряют последнее тактические преимущество в виде упорной и долгой обороны крепостей (Баторий бьет его неплохой артиллерией и наемной пехотой, способной на решительные штурмы), как сразу же расползаются по швам все добытые тяжелой борьбой политические достижения - от московитов бегут как от чумных, даже их Квислинг, ливонский король Магнус, предпочитает отказаться от трона, перейдя к врагам. Войска русских отступают в свои пределы, умело разоренные царем. Теперь уже вопрос о сохранении приобретенного не стоит - наступает последний, ничего уже не решающий период войны.
Забавно и характерно, что именно ему уделяется в России наибольшее внимание, будто вся война крутилась вокруг осады Пскова. Разумеется - это пропаганда, но и не только. Однако же, с военно-политической точки зрения, этот период войны не имеет ни малейшего значения, в той же степени, в какой захват Смоленска во время Смуты. Какие варианты существовали на тот момент? Представим себе, что по случайному стечению обстоятельств, армии Батория удается взять Псков также быстро как и Полоцк. Триумф и победа - что дальше? Ничего. Армии нужно платить, платить нечем, наступление замирает у следующей - или через одну - крепости. Ничего не изменяется, возможно что и Псков возвращается Москве за определенную сумму. Рассмотрим и иной вариант - армия Батория бесславно снимает осаду и отступает, теряя обозы и артиллерию (в рамках этого варианта, что-то должно вдохнуть в Ивана Васильевича хоть капельку ума и мужества). Позор и поражение - что дальше? Ничего. Москва неспособна вести войну далее, неспособна нанести поражение объединенным польско-литовским силам или каким-то другим образом развить этот успех.
Политически царь проиграл еще на первом этапе, не сумев сделать свою власть приемлемой для новых подданных: кнут в виде татарских зверств, сменяемый пряником в виде их временного прекращения оказался дурным методом. Стратегически Москва проиграла как только за Ливонию вступили шведы и литовцы, уже на том этапе следовало извлечь максимально возможное и замириться, не теряя лица. Хребет же военной машине царя был сломлен на третьем этапе, после которого Баторий сделал не совсем удачную попытку извлечения стратегических успехов из тактического преимущества. Она не вполне удалась, но и не была безусловно неудачной: даже ведя наступательную и осадную войну в тяжелых условиях, его войска извлекли почти максимум из возможного. Требовать же от них эфемерной военной победы может только профан.
Царь не рассчитал своих и чужих сил, бездарно растратив энергию и динамику молодого государства. Как только Иван Васильевич начал править сам, после Казанского похода - все и повалилось. Его пример характерен и тяжел.
no subject
Вон во время СССР Россия пол мира кормила, от себя отрывала, и все равно неблагодарные твари продались Западу за бусики и кружевные трусики при первой же возможности.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Все так.
no subject
no subject
То в ответ на вопрос посла Иван дает полный развернутый, пересыпаный матюками и отсылками до святых отцов, часовой ответ, а дьяк, паскудник, после, даже под пыткой не может сказать, что таки конкретно ответил имел в виду нацлидер.
Хорошо, думает он, буду поступать доступно и лаконически. И, по случаю, прикажет прибить гвоздем шапку не снявшему её послу. Коротко? Коротко. Мысль понятна? Понятна. А что в ответ? Стена непонимания только выше!
Не доросли в общем до него темные средневековые современники, я так считаю.
no subject
no subject
Брежнев:
- Быдло! Боже, какое быдло! Они же не понимают смысла акционизма! Их убогие обывательские мозги просто не способны понять, что бульдозер, безжалостно сокрушающий картины - это яркая метафора гибели искусства в индустриальном мире!
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
ща интервью было по програмному обеспечению, чувствую себя истощенным, не люблю людей слушай а, попросили, уважил
no subject
на деле во мне говорит зависть, элементарная зависть
no subject
журналисты все же бессмысленный народец какой то
no subject
no subject
но и теряли же мы людей - мне угрожали и ставили двойки, одному журналисту проломили голову стулом, а спецкор писавший о кухне "случайно" упал в котел и сварился
страшные были времена: трудовик боролся с учителем информатики за помещение! тот посылал ему вирусы, а в ответ получал по морде от уголовника, братца трудовика
no subject
класс был поделен на дебилов, буйных и тихих(это сука мат класс делить кузьмичовской рукой то а), и какое то подобие пацанов, которым разрешали трогать станок. потом и это запретили, когда одноклассник засунул мизинец в какое то отверстие и палец у него посинел.
Ну то есть как в путяге киянкой швырялся трудовик, бегал с напильником. С одной стороны мрачновато, но в целом разбавляло будни мат класс, а то по 12 математик в неделю заябывали, а тут фан
no subject
no subject
Стив Ирвин бы не одобрил.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
свелись к обсуждению таксонометрии хрящевых рыб.
no subject
no subject
Если пользоваться взглядом, предложенным Валлерстайном, с точки рассмотрения последних пятисот лет как рождения мировой глобальной экономики (European World-Economy - меня завораживает само название: "европейская-мировая экономика") то 16-й век (и рассматриваемый период ливонских фойн Ивана Грозного) как раз и есть период рождения европейской миро-экономики (European World-Economy)
Валлерстайн говорит о наличие ядра, полупериферии и периферии европейской миро-экономики. С этой точки зрения, Россия 16-го века это европейская периферия, атакующая европейскую полупериферию, с целью повысить свой статус.
На рассматриваемый период (16-й век), ядром (ядрами, core, cores), складывающейся европейской миро-экономики, Валлерстайн (и другие, с нюансами) предлагает считать ганзейский союз и города северной Италии. Краткосрочно к ним относят Португалию и Испанию, стоящие на низком старте, с их вкладом в расширение влияния европейской экономики на весь мир, которых через пятьдесят-сто лет начнут теснить Голландия, Британия и Франция.
\\бездарно растратив энергию и динамику молодого государства
Насколько я понимаю, эта война была не в последнюю очередь продиктована попыткой укрепиться на Балтике с целью повысить эффективность своей торговли с европейским ядром, с теми же англичанами (англичане на тот момент были сами европейской полупериферией, но энергия и динамика их государственной политики оказалась результативнее, хотя и это стало проясняться попозже).
Энергия и динамика молодого государства Россия была и остается по сегодняшний день энергией и динамикой когда периферии, когда полупериферии (то есть страны с постоянно варьирующимся статусом колонии-полуколонии-криптоколонии), никогда не ставшей европейской (мировой) державой первого порядка. Вероятно, очередную попытку России перейти в категорию европейской (мирофой) державы первого порядка можно усмотреть во времена Петра 1-го и во время Павла 1-го, Александра 1-го, Николая 1-го, но и из этого ничего не вышло.
no subject
no subject
no subject