Ликвидация Колчака и его последышей

- замечательный советский новояз и карта 1928 г. Хлопок аплодисментов.


Пятоармеец - на врага, вперед!



Карта отправляет нас к событиям осени 1919 г., когда колчаковские войска начали последнее контрнаступление против красных - т.н. Тобольский прорыв. Пятая армия была побита и отброшена, но не уничтожена, а у белых не оказалось резервов, бездарно растраченных в летних боях. Оправившись от неудачи, большевики вновь начали атаковать и неустойчивые колчаковские армии побежали, оставляя Омск красным, а Верховного правителя - эсерам.

Легендарной Пятой армией, в составе которой была та самая "чапаевская дивизия", командовал Тухачевский. Сложись последующие события иначе и пятоармеец стало бы таким же известным словом, что и буденновец. Однако, как говорится - не повезло, не фартануло, так и не пришел Михуил Николаевич к успеху, сволочь.

Свои "фирменные" прорывы без оглядки он совершал уже тогда, что частенько приводило войска авангарда в окружение врага, но так как против Тухачевского сражались даже не поляки Пилсудского, а части самого милиционного качества, то юному большевистскому Бонапарту все сходило с рук.

Надо отдать адмиралу с ером должное: под его номинальным руководством и с его благословения в Сибири была создана идеальная груша для битья. Насчитывая на бумаге чуть ли не 800 000 ложек, армия Верховного правителя даже весной 1919 г. не могла выставить в поле и десятой части от этой численности. А уж их выучка - те же части Каппеля, так зловеще-красиво изображенные в фильме "Чапаев" 1934 г., на деле представляли из себя деревенских парней, не успевших даже толком пострелять на учениях: колчаковская Ставка поспешила вытолкать их на фронт, где они и были разбиты в беспомощных, с точки зрения военного искусства, контратаках.

И т.д., и т.п. У каждого белого движения были свои сильные и слабые стороны, но никто не имел такой потенциальной мощи, как адмирал Колчак, получивший власть в ноябре 1918 г., однако порядочный человек и способный морской офицер оказался никуда не годным верховным правителем.

Теперь непосредственно к карте. Она выполнена в духе соцреализма, с учетом внутренних потребностей всех трудящихся СССР, а потому представляет из себя аляповатую каляку-маляку, где "наши" огненно красные-прекрасные, а "ихние" - черные-пречерные. Впоследствии этот стиль широко распространился в искусстве Советского Союза, в результате чего единственными по-настоящему популярными в народе советскими военными стали штандартенфюрер Штирлиц и аллигатор Геннадий, не вылезавшие из эсэсовских мундиров и крокодильей кожи.

Наслаждайтесь картой.

Письма мертвого человека

- дневник Ю.В. Готье за 1919 г.



Тэффи в своем замечательном рассказе "О дневнике" писала, что -

Мужчина всегда ведет дневник для потомства. "Вот, думает, после смерти найдут в бумагах и оценят". В дневнике мужчина ни о каких фактах внешней жизни не говорит. Он только излагает свои глубокие философские взгляды на тот или иной предмет.

Очень точная формулировка, не так ли? Законченность этой картине может придать лишь автор подобного дневника, "набело", задним числом, переписывающий свои записи - дабы придать себе прозорливости в глазах тех самых потомков.
Но наш сегодняшний гость может быть оправдан по обоим пунктам "обвинения": во-первых, его дневник совершенно точно не подвергался корректировке, а во-вторых, будучи профессиональным историком, Юрий Владимирович "не гнушается" писать о "прозе жизни" - и в данном случае именно для потомков, справедливо полагая, что подобная информация может впоследствии пригодиться.
В результате такого подхода мы получаем чудесную возможность заглянуть в прошлое - разве это не восхитительно? Дневник Готье - настоящая кинохроника.

Давайте знакомиться. Француз по матери (и пристрастиям), Юрий Владимирович закончил историко-филологический факультет Московского университета, избрав темой своей научной деятельности "старину седую" - допетровскую державу Романовых. Затем работа в архиве министерства юстиции, библиотекарем Румянцевского музея и преподавательская деятельность в родном университете и на Высших женских курсах. Все понятно - человек науки и с характером - избрать не слишком популярную в обществе тематику 17 века мог только по-настоящему вовлеченный в свою работу человек. Эта его счастливая способность - находить утешение в работе - не раз выручит Готье в дальнейшем.

Готье не слишком подробно останавливается на свои политических взглядах (в основном, в записях лета 1917 г.), но в общем реконструировать их не трудно: увлечение старомосковским государством не сказалось на его политических взглядах, которые, по всей видимости, можно отнести к умеренно консервативным. Николая II и царский режим Готье презирал, но и пораженчества кадетской партии во время русско-японской войны принять не мог: вступив в нее в 1905 г., он покидает кадетские ряды из-за Выборгского воззвания (заметим, что для этого требовалось немалое гражданское мужество).
Уже в 1917 г. Юрий Владимирович не без язвительности приведет свой разговор с Милюковым (к слову сказать - его научным руководителем) - вспоминая, как тот во время японской войны советовал ему "агитировать войска против режима", что Готье счел совершенно неприемлемым, он задастся риторическим вопросом: придерживается ли лидер кадетов подобных же воззрений сегодня?

С другой стороны, не трудно догадаться - и это находит подтверждение в дневнике - что вступление России в Мировую войну Готье приветствовал, как и многие его современники находясь в рамках представлений о благотворном влиянии союзных отношений с республиканской Францией и парламентарной Англией на внутреннее положение империи. Разве не замечательно будет вместе с сильнейшими державами Европы одновременно выиграть две войны - внешнюю, против "германизма", и внутреннюю, против царизма? Получить, так сказать, и проливы, и настоящую конституцию. Да и чего скрывать: для Готье это было еще и личным делом, спасением далекой родины - "прекрасной Франции",

Можно также с достаточной долей уверенности предположить, что Февральскую революцию Юрий Владимирович принял - по крайней мере в первые недели - с оптимизмом, от которого - и это тоже можно утверждать вполне определенно - вскоре не осталось и следа. Взяться за ведение дневника (по словам Готье - занятию пустому, чисто интеллигентскому и "а ля рюс") его побудили провал "наступления Керенского" летом 1917 г. и большевистский мятеж в Петрограде. Язвительный, разочарованный и неплохо информированный (а главное - умный, невзирая на все заблуждения и несомненную пристрастность) Готье находит в нем настоящую отдушину от творившегося вокруг "кабака".

Не сложно, однако, заметить, что со временем общие рассуждения (занимавшие в 1917 г. не менее половины от общего объема записей) все более уступают "частным" (которые, разумеется, так же несут на себе печать интеллекта их автора, а потому не просто полезны, но и весьма занимательны), становящимися все более обреченно отчаянными. Современное положение России, подступающий голод, тяжелая болезнь жены и, наконец, полное неопределенность будущего, не говоря уже об остальных прелестях жизни в Совдепии, постепенно превращают Готье в настоящего мизантропа, живущего лишь ожиданием чудесного избавления - жены от "сахарной болезни", а Москвы - от красных.

И в этом смысле 1919 г. стал для него настоящей трагедией - постарайтесь прочувствовать эти постоянные колебания от растущей надежды до полной безнадежности. Именно поэтому я и назвал этот пост "Письмами мертвого человека". После той явной деградации (в смысле потери интереса к общественным делам, угнетенного состояния духа и - увы! - огрубения и ожесточенности), что наблюдается на страницах этого дневника с конца 1919 и до лета 1922 года, когда опасавшийся обысков Готье передал свой архив американскому профессору (и через шестьдесят лет после этих событий дневник был случайно обнаружен в архиве заокеанского визитера), с немалым удивлением узнаешь, что его автор более-менее благополучно дожил до 1943 г., успев, впрочем, по "делу историков" посетить советские исправительно-трудовые лагеря.

Некоторым утешением - а только бессердечный человек не проникнется сочувствием к Юрию Владимировичу - может служить лишь тот факт, что Володя, единственный сын Готье, о будущем которого так часто тревожился наш герой, - "не пропал", став судебном-медицинским экспертом. А внук Готье - известный врач хирург, ученый и пр. Значит, что его последняя ставка, как грустно писал Юрий Владимирович на исходе 1919 г., все же не была бита.

Ну а теперь, прошу под кат - я не сознательно ограничился лишь небольшими "заметками на полях", не желая вставать между читателями и автором дневника. И, разумеется, настоятельно рекомендую тем, кто еще этого не сделал, ознакомиться с оригиналом - это того стоит.



( Read more... )