watermelon83

- первая половина тридцатых годов XX века.

Андрэ, я таки очень извиняюсь, но Жид утверждал:

После Ленинграда хаотичность Москвы особенно заметна. Она даже подавляет и угнетает вас. Здания, за редкими исключениями, безобразны (и не только современные), не сочетаются друг с другом. Я знаю, что Москва преображается, город растет. Свидетельства этому повсюду. Но боюсь, что делать это начали плохо. Строят, ломают, копают, сносят, перестраивают — и все это как бы случайно, без общего замысла.

Он писал это в 1936 году, Жид.

Город действительно рос, благо после начала коллективизации и связанных с нею отдельных перегибов, местного головотяпства и - чего уж там, не будем скрывать - некоторого головокружения от успехов, из деревни в города хлынули люди, которые еще могли ходить. Они поступали на заводы, а если повезет, то и устраивались в какую-нибудь артель - динозавр нэпманства в сталинском Союзе.

На рубеже двадцатых - тридцатых годов население Москвы увеличилось на 70%, что привело к известному жилищному вопросу. А жилищный вопрос, как вы знаете, портит людей. Вот и Малкольм Маггеридж, один из немногих приличных британских журналистов, в отличие от Бернарда Шоу "заметивший" и украинский Голодомор, и общее положение в СССР, написал о советской столице 1932 года:

Я был поражён уровнем бедности и страха, царившими в городе. Люди боялись говорить, боялись думать. Москва казалась городом, где надежда умерла, а страх стал повседневной реальностью.

А вот американский - сегодня бы его назвали трэвэл-блогером - путешественник-фотограф из Пенсильвании Брэнсон Деку (DeCou) годом ранее ничего такого не заметил:

Улицы Москвы были полны жизни, несмотря на суровые условия. Я был поражён количеством людей, занятых в строительстве и реконструкции города. Однако повсеместно ощущалась нехватка продовольствия и товаров, а также строгий контроль со стороны властей.

О том же - о стройке - говорил буквами и Теодор Драйзер, писатель-коммунист:

Москва производит впечатление города, который одновременно строится и разрушается. Повсюду строительные леса, новые здания вырастают рядом с полуразрушенными домами. Люди кажутся усталыми, но полными решимости. В воздухе витает ощущение грандиозного эксперимента, в котором участвует весь народ.

Здесь стоит добавить, что такое было возможно только в советской стране и после коллективизации, ведь в странах капиталистического мира тогда ничего не строили. Может быть в фашистской Италии - немного, но лишь в период увлечения дуче корпоративным государством и до похода в Эфиопию. Поэтому - спасибо тебе, великий Сталин! Проверка сарказма завершена.

В рассматриваемый период Москва еще только готовилась похорошеть при Собянине, а потому в 1935 году был утвержден Генеральный план реконструкции Москвы. Планировалось превратить столицу в "город дворцов", главным среди которых должен был стать грандиозный Дом Советов, с вращающимся вождем мирового пролетариата. К сожалению, из-за... ну... из-за грандиозности, да... от большинства прожектов пришлось отказаться и "сталинки" до сих пор доступны не всем - ох - не всем москвичам.

Зато открыли метро! И не когда-нибудь потом, при коммунизме, а в том же 1935 году. Советские писатели-сатирики Илья Ильф и Евгений Петров рассказывали о первом в СССР метрополитене так:

Ведь даже самому богатому и либеральному акционерному обществу не придет в голову окружить пассажира такими удобствами и великолепием, как это сделано сейчас в Москве. Ибо не столько о пассажире помышляет акционерное общество, сколько о получении дивидендов, прибыли. Вот и превратились метро в мрачные, пронизанные погребной и прачечной сыростью туннели для высасывания пенсов, сантимов и пфеннигов.

Получите, либералы! Что же, давайте прокатимся под кат и посмотрим на фотографии.




( Read more... )

- открытие небольшого литзначения.




Тута ходют тилигентные люди у одетых шляпах, поэтому наверняка знают, что Никифор Ляпис-Трубецкой - это довольно колкая пародия на Владимира Маяковского. Не только на него, конечно, но и [в том числе]. Лиля Брик - Хина Члек, "О хлебе, качестве продукции и о любимой" - "О фиаско, апогеях и других неведомых вещах". Но главная задача автора Гаврилиады заключалась в том, чтобы показать читателю "халтуртрегера", скрывающего собственную бездарность за образом "пролетарского творца".

Вообще, веселый одесский дуэт обожал литературные пародии и отсылки, как это теперь называют. Другой вопрос, что пародировать и отсылать можно было не всё и не всех. Халтуртрегерство Ильф и Петров ненавидели открыто - и это дозволялось. Почему бы не поиздеваться над малограмотными коллегами по цеху, в "сверхударные темпы" обещавшими "дать высокохудожественной литературы на колхозную тематику"? Валерьян Молокович, работающий над "идеологически выдержанным" романом "Апатиты" и выезжающий для этой цели на месторождения "этого полевого шпата".

Литературная тема - одна из любимых в творчестве писателей. Особенно это заметно по их фельетонам тридцатых, где "политически ангажированные" (будем выражаться учтиво) тексты встречаются не часто. Но даже там, где "заказ" очевиден, авторы все равно старались пройти по краю, написав о чем-то "своем". И речь тут вовсе не про "фигу в кармане" советской власти - ее не было, а про то "человеческое", проявления которого возможны при любых социальных и общественных формациях.

Говоря проще, ставлю ваш зуб на то, что писателям эти темы были противны. Они не умели их художественно "отобража", что и высмеяли однажды в самопародии (фельетон "Отрицательный тип"). Это, с одной стороны, делает ильф-петровские фельетоны тридцатых годов читаемыми (и читаемыми с удовольствием), а с другой - постороннему человеку, прилетевшему на развалины нашей планеты, допустим, из Альфа Центавры, составить себе представление о сталинском Союзе будет совершенно невозможно.

Нужен контекст, а откуда его взять постороннему человеку из далекой звездной системы? Подумает, разве, что в этой цивилизации очень переживали насчет литературы - и полетит себе в ближайшую гостиницу. Ну или где там будут ночевать в далеком будущем - летающих хрустальных сферах, быть может? Не суть - важно, что не поймет и не узнает о том, что на самом деле волновало подавляющее большинство жителей советского государства.

Все это была преамбула, а амбула - она вот. Про Маяковского, как уже было сказано, знают почти все. Но известно ли вам, что Ильф с Петровым пародировали и Корнея Ивановича? В смысле - Чуковского и его "Мойдодыра". Случилось это в самом конце 1932 года, в малоизвестном ныне фельетоне "Урок словесности". Посыл заключался в преждевременности записывания в "литературные классики", а пародия вышла довольная злая.

Судите сами:

( Read more... )

- Хампстед-Хит, Лондон.


Калужская газета "Знамя", номер за 31 марта 1959 г., статья "Невеселый праздник":

Группа советских журналистов Калужской области побывала с рабочим визитом в Лондоне. Сегодня этот капиталистический город представляет из себя настоящую цитадель воротил финансового рынка. На каждом углу видели мы уродливые контрасты западного мира. Бедняк, толкающий тележку с нехитрым скарбом, чтобы продать ее на так называемом "блошином рынке". Дочь "рыбного короля", надменно обозревающая улицу из окна своего личного автомобиля. Фабричные районы в копоти и саже, где чумазые дети играют мелким углем - и роскошные кварталы богачей, где время как будто остановилось.

Все это - Лондон, столица Великобритании.

Ища близкого общения с трудящейся массой, мы отправились в лондонский Хампстед-Хит. Это сравнительно крупный парк, раскинувшийся в северной части города. Тут не встретить, конечно, ни господина Хью Гайтскелла - этого "большого друга рабочих", ни господина Гарольда Макмиллана, консервативного премьер-министра Великобритании. Для них найдутся парки и почище, где услужливые слуги немедленно подадут прохладительные, а если надо, то и горячительные напитки. Но у рабочей бедноты слуг нет.

Представителей советской прессы быстро узнают. "Что нас выдало?" - с улыбкой спросил один из моих коллег нашего переводчика. "Качественный пошив, - объяснил сотрудник советского посольства, - одежда и обувь. Здесь такое носить могут только обеспеченные люди". Мы переглянулись - как далеко шагнул советский человек по сравнению со статистикой 1913 года! В такие моменты еще лучше понимаешь, что сверкающие пики коммунизма уже не за горами.

А к нам начинали подходить люди. Сперва смущаясь, но все более смело, они задавали свои вопросы, иногда с тревогой поглядывая на хмурое лицо полисмена. Бесстрастный истукан, он неподвижно стоял в нескольких метрах от нас. Что это - охрана или караул? Но от кого надо охранять советских людей на Западе? Конечно уж не от трудящихся масс. Не обращая внимания на "слугу закона", калужане принялись отвечать лондонцам.

Прежде всего, жителей английской столицы интересовал вопрос мира. "С любовь и глубоким уважением слушали мы выступления Никиты Сергеевича Хрущева, - сказала нам молодая мать, пришедшая в парк, чтобы отдохнуть после 12-ти часовой смены на заводе видного члена Консервативной партии, - но как убедить наших продажных политиканов в том, что Советский Союз хочет прочного мира, хочет разоружения?" Ответить на это было ох как не просто.

Другие вопросы затрагивали преимущества нашей социально-экономической системы. Некоторые лондонцы не могли поверить в то, что у советских людей есть не только холодная, но и горячая вода. "Неужели это правда, - спрашивал нас седой старик со слезящимися от фабричного дыма глазами, - нежели действительно есть и горячая?" С большим трудом удалось нам убедить недоверчивого англичанина. А скоро, добавили мы, будет и сироп.

Беспокоил жителей английской столицы и поднимающий голову фашизм. Еще недавно в столичном районе Ноттинг-Хилле оголтелые молодчики избивали индусов. Все чаще на стенах домов видны призывы к восстановлению "имперского величия", к колониальному "реваншу". Но трудящимся англичанам нет дела до империалистических лозунгов. "Тут нет врагов свободной Индии, мы все против политики нашего правительства в Африке, - со слезами на глазах говорил нам школьный преподаватель химии, - но наши капиталисты продали Англию Вашингтону и наращивают ядерные вооружения".

Да, сознание рабочего класса Великобритании уже не то, что было когда-то. Оно значительно расширилось, укрепилось и уже не довольствуется соглашательством тред-юнианизма. Мир, труд, май и прочные отношения с СССР - вот чего требуют сегодня английский рабочий класс и все прогрессивные люди Соединенного королевства. Их голос становится все громче.

Нас грело мартовское солнце, лучики которого отражались в лондонских лужах. Нас ждала долгожданная дорога домой - в Советский Союз, в родную Калугу. Мы радовались, не скрывая этого. Но безрадостными оставались лица жителей Лондона. Напрасно раздавались фальшивые трели увеселительных аттракционов. Полные тревоги и невеселых раздумий о будущем, лондонцы торопились урвать хоть крошку из того общественного пирога, который "отцы города" делили на своем барском столе.

...

Что же, давайте теперь пройдем под кат и посмотрим на фотографии, сделанные советскими корреспондентами.




( Read more... )

- диафильм о спасении на водах. УССР, 1990 год.



Вопреки своему названию и цветовой палитре, "Печальный детектив" не слишком-то печальный и уж совершенно точно не детектив. Из чего, собственно говоря, состоит сюжет данного произведения? Я попрошу сейчас самых маленьких наших читателей, а также россиян и обидчивых животных, закрыть глазки руками, потому что прямо со следующего абзаца начнется жесткий разъеб по фабуле.

Итак, в неизвестном нам дубе, на берегу лесного озера, живет гном Капелька. Живет гном с перевозок через это самое озеро, а также спасения утопающих при помощи багра и лодки. Умножая капитал, Капелька не знает горя, как вдруг однажды ночью замечает на озере чужую лодку. Гном тут же вызывает на помощь местного бобра Ерофеича и милицию с собакой, а сам берет ружье и идет мочить браконьеров.

Но те уже и так тонут, ибо у них лапки. Капелька спасает волка Волка, а бобр вытаскивает лису Лису. Они предлагают им горячий чай, свое радушие и сдают своевременно прибывшим работникам органов. Спустя какое-то время исправившиеся животные поступают под начало Капельки и вместе с ним усваивают основы поведения на водах. Все счастливы, а у лисы Лисы еще и неплохой купальник.

Таковы упругие факты, в перечислении которых мы не наблюдаем ни грусти, ни тайны, ни даже отчаянного противостояния светлого бобра и серого волка. Капелька вооружен, на его стороне Ерофеич и силы правопорядка. Волк с лисой напротив - действуют неумело, без надлежащей подготовки, вследствие чего и идут ко дну. Поэтому главной интригой становится вопрос: сумеет ли Капелька спасти зацепившегося за корягу волка или тот умрет в страшных мучениях один-двумя слайдами позднее?

(Сумеет, сумеет.)

А что случилось, дорогие мои друзья, если бы этот фильм был реалистичен, как день сегодняшний? Прежде всего, у Капельки не оказалось бы ружья - сколько-то лет назад он положил его в международное дупло, под лесные гарантии безопасности от всякого зверья. Затем совершенно очевидно, что бобр-курва не только не пришел на помощь, но и перекрыл бы дорогу к озеру, отрезав Капельку от милиции. Впрочем, последняя все равно бы не приехала - во избежание эскалации и кусь-куся.

Ну и волк с лисой конечно же не стали бы, как два дурня, лезть в одну лодку, а разделились. Лиса ловила бы рыбку в мутной воде, а волк обвязался динамитными шашками и истошно кричал бы что-то вроде: "Подплывете - взорву все озеро нахуй! Я контуженный, я лапу панде сосал!" Наконец, лесное сообщество не сумело бы договориться в оценке происходящего, поскольку рыбы - немы, а гном Капелька - лицо заинтересованное и договороспособное. И раз так, то вот пусть он сам и договаривается.

Но поскольку диафильм создавался в самом Конце Истории, а также для ребят малых, то все эти моменты остались за кадром.

Что же, давайте пройдем под кат и посмотрим.




( Read more... )

- или зачем Владимир Павлович оболгал Сергея Мироновича. СССР, 1936 г.



Ударная кликабельность и никаких гвоздей!




Завязка интриги такова: в декабре 1934 году рукой классового врага был убит С.М. Киров, пламенный уржумский большевик-ленинец, стойкий солдат партии, верный боец за дело генеральной сталинской линии на победу социализма в отдельной взятой стране, курса на индустриализацию и коллективизацию. С горем и негодованием откликнулась Страна Советов на акт террора, еще сильнее сплотившись вокруг партии Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина. Единым был общий клич: "Никакой пощады врагу!"

Партия, комсомол, беспартийные и органы внутренних дел дали бой троцкистско-зиновьевским бандами, их заграничным покровителям и польско-гестаповской агентуре. Враг был разбит по всей линии и глубоко затаился, надеясь избежать полного крушения своих кадров: "Наиболее, - как точно заметил товарищ Сталин, - законспирированых, опытных, проверенных фашистских наймитов, свивших себе гнезда благодаря благодушию, ротозейству и очковтирательству некоторых людей, до сих пор считающих себя коммунистами".

В этой обстановке всеобщей и радостной бдительности начинается наша история. Молодой, но уже партийный писатель Беляев приезжает в провинциальную Казань, чтобы собрать материал о товарище Сергее Мироновиче Кирове. Он ходит по улицам, пьет холодный кефир, в его фанерном чемодане подтяжки и командировочное удостоверение, выданное по распоряжению руководителя "Ленфильма" Кацнельсона. Писатель встречается с людьми, помнящими покойного еще маленьким большевиком, делает какие-то записи и возвращается в Ленинград.

Там обнаруживается, что собранный им материал интересный и нужный, но вообще-то - контрреволюционный. Выясняется еще, что молодой, но уже довольно-таки гнилой писатель ездил также в Москву, где тоже собирал какие-то клеветнические бытовые измышления о Сергее Мироновиче. Характер собранных им фактов носит явно враждебный характер и к делу подключается уполномоченный Комиссии партийного контроля Рубен Гукасович Рубенов. Он проводит очные ставки среди сопричастных и вскоре становится очевидным, что нити... а впрочем, давайте же пройдем под кат и выясним куда ведут эти самые нити.


( Read more... )

- Культпроп предупреждает Оргбюро ЦК ВКП (б) о состоянии советских литературных журналов, 1932 г.






Контекст надо знать. Трудно жить без контекста, еще более - читать. Одна моя калужская знакомая, женщина сложной судьбы и интеллигентной профессии, как-то призналась, что решила прочитать Герцена, начав сразу с былого, а там-де и думы подойдут. И что же? Она сломалась уже на Ватерлоо, а потом пошла в тамошний театр, послушать певицу Казарновскую, но не усидела на первом акте и догналась пивом в буфете, как всегда поскандалив с окружением.

Поэтому, повторю, контекст надо знать. И если вы вдруг решите прочитать замечательный фельетон Холодного философа "Отдайте ему курсив", впервые напечатанный в мае 1932 года в "Литературной газете" под рубрикой "Уголок изящной словесности", то наверняка дочитаете до стихотворения, которое я здесь подаю верлибром:

Бойтесь, дети, гуманизма, Бойтесь ячества, друзья. Формализма, схематизма Опасайтесь, как огня. Страшен, дети, техницизм, Биология вредна –
Есть в ней скрытый мистицизм, лефовщина, феодализм, механицизм, непреодоленный ремаркизм, непреодоленный ревматизм, а также шулятиковщина в ней видна. Разделяйте все моменты На шаги и на проценты. Шаг вперед, Два назад, Автор плачет, критик рад. Задавим «Новый мир» И др. и др.

Если вы тоже любите копаться в окаменевшем говнище советской литературы первых пятнадцати лет софьи власьевны, когда еще можно было что-то написать и даже поспорить, то понять о чем горько шутят Ильф с Петровым вам будет не сложно. А можно даже и не копаться, но просто знать почему, к примеру, до начала тридцатых литературно хвалить Петра I было нельзя, а потом можно и даже обязательно. И всего прочего, вроде причин разгона РАППа и падения бедного Демьяна Б.

Но что делать тем, кто контекста не знает, а фельетоны читать любит?

(Вообразим на мгновение, что такие люди существуют и они даже находятся сейчас с нами в одном интернете.)

Специально для них я и выкладываю докладную записку гавгава замзава Кульпропа товарища А. Гусева, впоследствии потерпевшего. Сообщая в ЦК о состоянии вверенных его бдительности толстых литературных журналов (тонкие, как мы знаем из тех же фельетонов, давно уже закрылись и деньги подписчикам не вернули), товарищ Гусев использует весь отпущенный ему партией талант.

Его корявый канцелярит демонстрирует нам лучшие образчики пролетарского новояза.

Ошибки, разумеется, носят характер системы, мелкобуржуазное болото затягивает ох как глубоко, а певцы кулачества оттесняют перестроившихся попутчиков. Какая-то слюнтяйская, размагниченная, упадочническая повесть смеет помещать Великий Октябрь фоном для банальной истории с некоей демонической женщиной (не на Тэффи ли намек? - Прим. бдит. чит.). Один журнал дошел даже до того, что сравнил замечательные колхозы с латифундиями.

Вообще, из записки вырисовывается чудовищная картина: кажется, все журналы только и делают, что помешают на своих страницах реакционные, явно враждебные советской власти произведения. В лучшем случае - безыдейные. Немного радует товарища Гусева "Молодая гвардия", ориентированная на пролетарские массы, но и там со стороны редакции наблюдаются проявления гнилого либерализма.

На этом сероватом фоне отрадно выглядит факт появления новых имен, например А. Долгих с его рассказом "Корнеплоды". Корнеплоды у Гусева возражений не вызывают - в отличие от статей механиста и переверзианца Ревякина, формалиста и эклектика Шашкевича, а также Острогорского, открыто выступавшего против партийности в литературе. Наконец, совершенно недопустим Чистяков, который в своем романе "Задворки" грубо исказил колхозную действительность, сообщив, что крестьяне-де пьют и не любят коллективного хозяйствования.

Терпеть такое нельзя и Гусев от оргвыводов предлагает перейти к оргрешениям. "Новый мир" уже не спасти, но часть журналов еще можно укрепить за счет вливания туда свежих пролетарских кадров. Они дадут бой, отнимут трибуну и выметут идеалистический хлам. Больше "большевистской бдительности в борьбе с большими идеологическими прорывами", - призывает Гусев на свою голову, еще не ведая того, что некоторые желания имеют свойство сбываться.

Что же, товарищи, давайте организованно, гуськом, пройдем под кат и ознакомимся с документом эпохи.


( Read more... )

- СССР, 1989 год.


Очередное советское лето, август. Перестройка вот-вот перевалит через новый этапный рубеж, гласность подтверждена майским съездом народных депутатов, впервые с разгона Учредительного собрания действительно кем-то избранных, а про ускорение все уже давно забыли. Делился мирный атом, отрицательно вплывали лучшие в мире субмарины и падал с неба самолет, а где-то еще тянулся к паяльнику накопитель первоначального капитала.

Как говорится, движение - это жизнь.

Но в области истории официальная Москва все еще стояла на проверенных сталинских позициях: пакт Молотова - Риббентропа был не о разделах, а о нейтралитете, тогда как балтийские республики сами попросились в состав Союза. Той же высокой чести добивалась, видимо, и Финляндия, но не дотянула, не смогла и теперь доживала свои последние годы.

Такая трактовка событий 1939 - 40 гг. вызывала некоторые сомнения, а особенно - у жителей этих самых балтийских республик. Идя навстречу пожеланиям трудящихся, в августе 1989 года партия и правительство несколько откорректировали историю. Теперь тайный протокол к пакту признавался, но скрепя сердце и без всякой причинно-следственной связи с последовавшей за ним аннексией Прибалтики.

Это было оригинально и свежо, но неубедительно. Воспользовавшись промашкой Москвы и подступавшим юбилеем, "народные фронты" Прибалтики задумали неслыханную со времен Ганди мирную демонстрацию, а именно - гигантскую сверхцепочку протеста. Социальных сетей еще не было, Nokia находилась в Финляндии, ответственные органы выступали против и рассчитывать организаторам приходилось только на сознательность населения, рации, карты.

И все трое не подвели. Советская власть честно предупредила, что "националистические вожаки" толкают свои народы в пропасть, но потом замешкалась и упустила хороший момент для стрельбы. Четверть жителей Прибалтики вышли на улицы и дороги, растянувшись на сотни километров. Стало очевидным, что интернациональная политика Москвы потерпела неудачу - заменять туземцев завезенными из калуг русскими надо было быстрее. "Рабочие коллективы" написали что положено, но скрыть сотни тысяч взявшихся за руки людей было невозможно.

Воодушевленные успехом своего мероприятия - это вам не марш на Рим организовать, - "народные фронты" принялись алкать большего, а Съезд народных депутатов с некоторым опозданием признал тайный протокол к пакту утратившим юридическую силу. А ведь достаточно было взять вильнюсских омоновцев и Невзорова, один воздушно-десантный полк и Грачева, белодомовские танкы и Ельцина, лихих осетинов и Кокойты, вежливых людей и Стрелкова, батальонно-тактические группы и Герасимова - и всего этого можно было бы избежать.

Но не углядели, не успели и теперь переписывать историю приходится на полях Курщины. Что же, такова жизнь, а я приглашаю всех под кат.






( Read more... )

- большевики поминают империалистическую войну. СССР, 1934 г.


Собрались однажды цари, помещики, буржуа и давай карты тасовать. Политические. "Мое, - кричат, - отдай! Нет ты, мне рынки для сбыта промышленных товаров нужнее. А я проливы хочу... Не в коня корм! Получи стальным кулаком!" Ругались, ругались, да и начали Первую империалистическую. Пошли, поскакали в бой пехотные колонны и конные лавы, затрещали пулеметы, закрутились винты аэропланов, застелились поля ядовитым туманом газов. Трах, товарищи, бах и трата-тах.

В Швейцарии в это время сидел товарищ Ленин и холодными руками держал горячий чай. Он был большая голова, этот Ильич, и потому стакан с чаем был в подстаканнике. И Ленин не просто так сидел, а в костюме пил чай и читал свое письмо к товарищу Сталину. "Вы пишите, - читал он, - что империалистическая бойня набирает обороты, что трудящихся возами отвозят в тыл и кладут в гробы. Это архизамечательно!"

Так писал Ильич, потому что знал, что цепи царизма и милитаризма рвутся не от побед, а от поражений. Он был великий практик, хотя сроду не держал в руках ничего тяжелее революционного булыжника, да и тот видел в иллюстрациях журнала "Ле Петит Паризьен". Но Ленин овладел марксизмом и в этом деле мог заткнуть за пояс самого Энгельса. Ильич понимал - где слабее, там и рвется, а потому совершенно не удивился наступлению Великого Октября.

(У Ленина был отрывной календарь.)

Между тем, цари, помещики и буржуа совсем запутались, растерялись и полетели верх тормашками. Напрасно немцы восстанавливали грузинскую независимость и палили из пушек по жующим американцам. Кругом наступала советская власть, а особенно в Баварии. Короны предлагались по скидочной цене, но никто не хотел их покупать. Народы требовали таких же режимов и вождей, получив все это на следующие семьдесят лет.

Серия конструктивистских по замыслу и оформлению фотоплактов, посвященных вышеупомянутым событиям и оформленных в том же кисло-сладком духе советского лубка, производит рваное впечатление и это понятно. Ничего другого она произвести не может, поскольку в 1934 году советская власть сталинского СССР сама еще стояла в раскоряку. Одна нога - в свинячей радости от Великой депрессии, коллективизации и индустриализации, а другая - в дипломатическом признании от капиталистов, растущих экономических связях, тысячах иностранных инженеров, приезжавших в Союз, и намечающемся союзе с Францией.

И поскольку "школка" Покровского еще не разбита, то Брусиловский прорыв в фотоплакатах преступно называют Луцким, признают поражение Самсонова и даже не пытаются, как писатель Пикуль, заявить, что у того было в два раза меньше солдат чем у Гинденбурга. Это с одной стороны, а с другой - свинья у советского огорода уже нарисована и могучая карта с не менее могучим СССР, расползающимся на весь земшар - тоже [есть].

В общем, айн унд цванциг, фир унд зибциг, как говорили древние греки - интернационализм и советским патриотизм.

Сегодня за аналогичную подборку, составленную какими-нибудь коммунистами Калуги (поле, усеянное кредитными солдатами - рядом диаграмма роста российско-американской торговли), дали бы лет десять, а то и все двадцать - как террористам и бомбистам. Еще бы и за оскорбление чувств верующим накинули (см. плакат номер 11), но так как это все уже история, то еще можно.

Итак, прошу всех под кат.





( Read more... )

- и мы ответим ей тем же. Советский диафильм о собаках и пограничниках, 1971 г.



Трудные времена переживаем: россияне сгорают заживо, товарищ Перла перегибает, а президенту Трампу навылет прострелили ухо. Молчать об этом тошнит, говорить - тем более. Поэтому у нас диафильм о суровых буднях границы, врагах-диверсантах и крепких челюстях советских пограничников. Но диафильм не простой, а с литературной первоосновой.

Жил на свете русско-украинско-еврейский советский литератор Юрий Коваль, которому мало бы всех вышеперечисленных прилагательных, так что он еще сделался и детским писателем. Вышло это, как признавался сам Коваль, не от чистого сердца, а от грязных лап коллег по дружному цеху советских писателей. А назвавшись детским можно было поднимать взрослые темы.

Коваль стал одним из самых популярных детских писателей семидесятых - восьмидесятых годов, что и не удивительно. "Приключения Васи Куролесова", "Пять похищенных монахов" и "Самая легкая лодка в мире" (уже совсем не детская) - заслуженно пользуются любовью читателей и по сей день. Параллельно о произведениям о природе и море Коваль тайком работал над "Суер-Выером", который - увы - опоздал лет на десять и добрался уже до читателей девяностых.

А какие тогда были читатели из девяностых вы и сами знаете. Вот они, выросли, потеряли зубы и плачутся на камеру после неудачной атаки на собственные кредитные обязательства. Говно, а не читатели - и такие же люди. Не в коня корм и "Суер-Выер" с боцманом Чугуйло и кочегаром Ковпаком остались незамеченными широкими массами. Тем более приятно вспомнить о Ковале сегодня: "Опасайтесь лысых и усатых".

Но, кажется, я несколько отвлекся - у нас же диафильм по рассказу "Алый". Сюжет прост, даже очень: молодой боец, похожий, а может быть и не очень, на остриженного Максима Галкина, прибывает на границу, где служат советские солдаты, будто бы сошедшие с известных немецких плакатов сорок пятого года. Видно, конечно, что это в общем-то люди, но такие - из писем Станислава Лема Майклу Кендлу. А что же текст?

А текст тоже сомнителен. Молодой писатель Коваль вроде бы и выполнил указание партии популяризировать работу КГБ и его "запоров", но тот самый "армейский способ" продемонстрировал вполне:

Старший инструктор частенько говорил Кошкину:
«Кошкин! Ты должен воспитать такую собаку, чтоб и под воду и под воеводу!»
Кошкин плохо представлял себе, как Алый будет подлезать под воеводу, но у старшего инструктора была такая пословица, и с ней приходилось считаться.

Редактор Мартынова рассказ порезала, "елки-палки" и многое другое выбросила, но полностью зарезать не смогла и потому диафильм вышел вполне приличным.

Как уже было сказано, боец прибывает на службу и опытная рука командира сразу подбирает ему должность, к которой у него не имеется ни расположенности, ни сколько-нибудь полезных навыков. После этого начинается череда увлекательных приключений - расстрел проснувшегося медведя из автомата, задержание врага и смерть.

Интересны подробности? Предлагаю пройти под кат и ознакомиться с ними.





( Read more... )

- город чувашей и чувих. СССР, середина пятидесятых годов.


Все началось с того, что пала Волжская Булгария. Монголы прошлись по ней огнем и копытом, а историки прошлого отметили этот факт с характерным для XIII века равнодушием. "Подумаешь, - писали они друг другу на вульгаризированной латыни, - пала. Ну и что? Не Рим же". Волжским булгарам было так обидно, что они назвались чувашами и стали верить в квадратную землю. Верили отчаянно, истово и открыто вели полемику с Амвросием Медиоланским, пока не прознали, что тот помер еще в IV веке.

Так прошли столетия и началось мирное вхождение чувашского народа в царство Ивана IV. Палили пушки, горели дома, скакала татарская конница, чуваши бежали вперед, назад и немного влево. Ничего не помогло и Казанское ханство вместе с чувашами добровольно вступило в состав Московского царства, Российской империи, Державы Российской, Советского союза и РФ. Так они пообещали в XVI веке и с тех пор держали слово, несмотря на многочисленные восстания и свидетельства обратного, сохраняя братскую любовь к русскому народу.

Между тем, чувашский город Чебоксары получил освободительную крепость и статус уездного. Жители крестились, торговали, а потом разорились и поддержали государя Петра Федоровича, на поверку оказавшегося Емелькой Пугачом. Пришлось тогда пострадать "за правду" и следующие две сотни лет о Чебоксарах было слышно не многое. Город захирел вместе со всем Поволжьем - Екатерина Алексеевна пробилась к Черному морю и Волга экономически обмелела. "Изошла в плевок", - как образно выразился один чувашский современник.

В начале XX века в Чебоксарах проживало всего пять тысяч человек, что на фоне таких городов как Лондон, Париж, Берлин и Одесса было сравнительно не много. Но вот задымили петроградские броневики, пал пронзенный пулями полковник Романов, бежали в таксисты белые офицеры и к чувашам пришла советская власть. Большевики-ленинцы и стальные коммунисты сделали Чебоксары столицей Чувашской АССР, национализировали местный ликеро-водочный завод и подарили горожанам конструктивизм от Гипрогора (впоследствии он был незаконно репрессирован пулей).

Все это, а также эвакуация промышленности в дни, недели, месяцы и годы "трудных стратегических решений", привело к тому, что население Чебоксар увеличилось сперва до пятидесяти, а затем и до ста тысяч человек. Советская власть превратила маленький провинциальный городишко в большой. Произошел, как говорят ученые, урбанизм - деревенские жители переехали в городские кварталы, где стали жить, пить и работать, поколениями выдавливая из себя сельскохозяйственный быт.

На фотографиях ниже мы увидим второй этап этого процесса - Чебоксары уже насчитывают чуть более сотни тысяч жителей и живут себе, не подозревая будущего.




( Read more... )