watermelon83

- и люди.




Император Наполеон умел держать себя в руках, но иногда не считал нужным этого делать. Его итальянский темперамент частенько давал о себе знать, однако дело было не только в характер. Бонапарт зачастую обострял разговор, сознательно поднимая ставки. Так было на переговорах с австрийским бароном Кобенцлем, во время памятного разговора с английским послом Уитвортом, и в 1813 году, когда Наполеон оскорбил Меттерниха.

Иногда это срабатывало, иногда нет, а иногда эффект оказывался противоположный ожидаемому. Очевидно, что дело бы не в самой горячности, как дипломатическом средстве, а в положении, в котором оказывались люди, на которых вдруг извергался бонапартов гнев. Скажем, барон Кобенцль вынужден был стерпеть, а английский посол, напротив, отвечал с холодным презрением. Меттерних же назвал Наполеона сумасшедшим и привел Австрию в Шестую коалицию.

На людей поменьше, вроде своих маршалов и министров, Наполеон мог орать не сдерживаясь, что делал довольно часто. Сохранившиеся пересказы прямой речи Бонапарта позволяют лучше понять его характер и личность - вот, например, выдержка из императорского монолога, переданного своему правительству шведским послом бароном Лагерьбьелке.

( Read more... )

- на Эйфелеву башню. Франция, 1888 - 1902 гг.


Башня Айфеля - это вам не хвост собаки. Возведенные для Всемирной выставки и демонстрации успехов Третьей республики три сотни метров стали до сих пор горделиво возвышаются посреди французской столицы. Не сломили башню ни английские дредноуты, ни крупповские пушки, ни даже мамонт-танки. А тогда, в конце XIX - начале XX веков, многие считали это "уродливое, бессмысленное сооружение" временным явлением - случайностью, вроде бородавки.

Но время шло, а бородавка... пардон, башня - башня оставалась на месте. Протестовавшие некогда против ее возведения деятели всяческих художеств, творцы и прочие люди, занимающиеся мазней (иронично, что их, протестующих, набралось тогда столько же, сколько и метров - триста), спешили теперь запечатлеть башню в своих шедеврах. Плодом одной из таких попыток стал этот альбом, показавшийся мне очень интересным.

Он фотографичен - в хорошем смысле. Видишь эти рисунки, вспоминаешь собственные восхождения на и фланирования подле - и веришь.

Между тем, в восьмидесятые - девяностые года XIX века Эйфелеву башню постепенно начали признавать не только творцы, но и простые парижане, прежде смотревшие на нее с некоторым скептицизмом. Одних беспокоило, что эта инсталляция вдруг свалится им на крышу или начнет бить гигантскими молниями, другие помнили, как в 1891 году на башню забрался царевич Николай и, безобразно напившись, блевал оттуда на головы рантье. Будущий император кричал, что "В рот я всех ебал" и "Босфор наш".

Страстотерпца аккуратно свели вниз, но осадочек остался: коронованному папаше Александру пришлось тогда выслушать "Марсельезу" и утвердить планы совместного нападения на Тройственный союз.

И все же, время работало на Эйфеля - в 1891 году башню впервые иллюминировали электричеством, а восемью годами позднее стали продавать сувениры с изображением оной, очень расходившиеся среди заезжей публики. На Всемирной выставке 1900 году она выступила уже в качестве приглашенной звезды, став участником экспозиции, представлявшей технологии будущего. И не зря - к этому моменту творение Эйфеля часто использовалось в научных целях.

Например в качестве радиобашни, в 1902 году передавшей сигнал на несколько сотен километров. В будущем это скажется на планах германского генерального штаба, а пока прошу всех под кат.




( Read more... )

- 1914 - 1918 гг.


Что начавшаяся война будет последней стало почти известно сразу. Как же могло выйти иначе, если источник всех бед - тевтонские монархии Центральной Европы, должны были быть сокрушены, раздавлены и уничтожены? А без крупповских заводов, без австро-венгерской чешской Шкоды, без цеппелинов и гаубиц, крейсеров и подводных лодок должен был восстановиться всеобщий мир, как это было после... разгрома Франции в 1871 году.

С другой стороны, в стане Центральных держав считалось само собой разумеющимся, что после "справедливого мира" Срединная Европа будет надолго ограждена от французского реваншизма, российского панславизма, но главное - от британского империализма, каковой лишится двух своих лучших шпаг, а также восставшей Индии. В последнее в 1914 году очень верили, особенно в Германии.

(И ошиблись всего-то на тридцать лет и Ганди.)

В общем, война либо последняя, либо очень крайняя. Поэтому пропагандисты старались как могли, ведь на их веку такого счастья повториться уже не могло. Самая честная в мире английская пресса тачала истории про "переработанных на маргарин солдат кайзера", в России ужасались "зверствам гуннской солдатни" (фотокарточка очевидца-рассказчика с вырезанным языком), а французы проливали слезы над бельгийскими девушками, замученными прусскими уланами.

И, конечно - Италия, главная жертва, она же победительница, той войны.

Все это надо было уметь отобразить не только в газетной статье, патриотическом кино или в новой пьесе Алексея Толстого, где торжество всемирной любви смыкалось с известием о взятии Перемышля, но и в плакате. Потому что плакат - он встречался и на обшарпанной стене, и в уютной гостиной (да!), и в модном журнале. Плакат должен был объяснить почему надо убивать тех, а не этих, и где взять на это средства.

И он это делал, потому как не дураки заказывали.

Британский плакат был основателен, надежен и в хаки. Французская каляка-маляка отличалась ярко-синим, ярко-красным и белоснежно, как внешняя политика Республики, белым. Обязательными были Марианна, пуалю, знамя, а лучше все все это сразу и вместе. От русского несло грязной бородой и чьим-то лубком. Австро-венгерский плакат был в двух цветах и со шпорами, немецкий успокаивал глаз гинденбурговой монументальностью. Плакаты Италии заставляли плакать и смеяться.

Неизвестный нам составитель отобрал тридцать самых "фэймос", по его убогому представлению, плакатов той войны, зачем-то добавив обложку журнала Das Plakat, рисунок сионистского фонда из США и послевоенную агитку для Силезии, призывающую жителей выбирать социал-демократический рейх, а не милитаристскую Польшу, с ее усами и полковниками кавалерийской службы. Это я выкинул, а остальное - вот оно, под катом.

Что же, прошу.


Мал кинжал, да в спину удал!
(Дипломатическая итальянская пословица.)


( Read more... )

- императорские солдаты на маневрах. Франция, 1857 год.


"Империя - это мир!", - сказал когда-то Наполеон III и был за то неоднократно осмеян. Какой же мир, если Вторая империя только и делала что воевала? "Не великий" племянник "великого" Бонапарта давно уже умер в английской эмиграции и ответить не может, но мы-то с вами еще и живы. Поэтому скажем прямо: мир имелся ввиду внутренний, социально-политический, а воевала Франция действительно немало - ну дак и время было такое.

И потом, если ты пришел к власти с помощью военного переворота, упразднил свободу печати и прочий парламентаризм, то без лавровых венков тебе никак. Диктатуры - а бонапартистская Вторая империя была одной из первых современных, немного предвосхитивших XX век - нуждаются в постоянных внешнеполитических и военных успехах.

Тем более, что первую свою войну Наполеон вел с державой Николая Палочника, которая представляла собой автократию куда более худшего сорта, чем та, что была установлена во Франции в 1852 году. Она не умерялась ни национальным характером, ни общественным мнением, ни наличием среднего класса, ни собственно личностью автократа.

В Восточной войне, фокальной точкой которой стала осада Севастополя, французская армия сыграла решающую роль. У британцев были лихие или героические эпизоды вроде атаки легкой бригады или тонкой красной линии, у пьемонтцев были перья, а турок трубки, но повседневную работу перемалывания царской армии выполнили именно французы.

И вот, вернувшись из Крыма, они собрались у Шалона-на-Марне. Начав в конце августа 1857 года, они разбили по-французски идеально-уютный полевой лагерь и весь сентябрь и октябрь ходили строем под музыку. Десятки тысяч пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов парадировали и маневрировали на глазах у императора и его маршалов. Это было красиво и очень шумно.

Сам Наполеон III ни в коей мере не являлся "человеком войны". Его попытки управлять осадой Севастополя по телеграфу молчаливо игнорировались генералом Пелисье, а личное участие в первой же кампании вызвало у императора ужас увиденной им "изнанкой войны", с ее тысячами мертвых тел, "со славой павших на поле брани". Однако же, кто из в мирное время нас не любит рева труб полкового оркестра, блеска штыков и ярко-красных штанов императорской пехоты?

Вот и Наполеон III любил. Военные наблюдатели из Австрии опасливо и завистливо вздыхали (габсбургская держава как обычно экономила на своих вооруженных силах), а пруссаки отмечали неестественность маневров. Так-де не воюют, это какие-то танцы с флиртом. "Поучите нас, - смеялись французы, - вы сами-то когда последний раз воевали? При Лаоне и Краоне?" Кто-то сказал "Ватерлоо", но его не услышали, потому что началась учебная атака гвардии.

Для того, чтобы запечатлеть всю эту красоту, императорское правительство ангажировало на маневры художника, скульптора и гравера Гюстава ле Гре. А еще, вот уже как два года придворного фотографа Наполеона III. Ле Гре был человеком дотошным и снял все, что увидел, а именно - палатки, пушки, павильон, а также солдат, лошадей и зуавов. Все это не помешало ему через несколько лет разориться, бросить жену с детьми и сбежать в Африку, но зато у нас остались эти замечательные снимки.

Вот они, французы-победители романовской деспотии, позируют для вечности: какая удача родиться в XIX веке, да будут благословенны две его научно-технические революции.

Прошу всех под кат.





( Read more... )

- Париж, апрель сего года.


Попасть в столицу Франции не сложно - надо лишь подвести сверхмощную пушку "Колоссаль" и... ладно-ладно, купить билет на поезд, чтобы спустя два часа оказаться на вокзале среди таких же дураков-путешественников. Дальше всякие пустяковые дела, заселения-населения, но вот вы выходите из гостиницы и внезапно видите Статую Свободы. Она зеленоватая, с факелом и скрижалями.

Как так? Очень просто - это уменьшенная копия, построенная в восьмидесятых годах. Оригинал был создан тогда же, но согласитесь, что восьмидесятые XIX века и восьмидесятые XX - это не одно и тоже. Более того - это два разных десятилетия. Вполне уяснив себе это обстоятельство, вы тупо глядите на Сену и пробегающую группу немецких спортсменов. Пауза.

С хрустом покрутив головой, наконец-то обнаруживаете Ту Самую Башню.

Поздравляем, ачивка получена - можно возвращаться. Однако не сразу - сперва надо пройтись, проехаться и подняться. Маршрут заранее построен бароном Хаусманом и если вы просто пойдете вдоль разлившейся реки, то не ошибетесь, а еще и поглядите на пришвартованные кораблики. Мне показалось, что в некоторых из них живут люди, а в некоторых - нет, не живут. Но это не очень важно, потому как мы с вами гуляем по чудесному Парижу.

А вот и башня. Вокруг нее зелень, ограда и торгующие пирамидками Гордона сувенирами сыны Африки. Там же, подле и рядом, стоят обедневшие потомки румынских бояр - слипшись в кучи, они изображают заинтересованную игрой в наперстки толпу. Выглядит это откровенно жалко, но мы проходим мимо и становимся в очередь. Десять минут и вы внутри. Возле одной из опор разбит небольшой парк - там плавают утки и фотографируются люди, а мы не тратим времени даром и идем к ближайшей кассе.

И здесь нас поджидает первая опасность.

Допустим, что вы не старый еще человек при бороде и средствах. Вы гордо ходите среди людей и говорите "ха" или "именно это я и имел в виду". Вам надо все и сейчас - и, конечно, вы хотите на самый верх. И вот вы доходите до окошка, и вот вы говорите и вот вам отвечают, что "самый верх" закрыт. Берите, говорят вам, "не самый" и идите с Богом. И если вы поверите в это беспардонное вранье, то повторите мою ошибку.

Но тут надо пуститься в технические объяснения. У башни есть три яруса, которые простаки называют этажами. Один ярус - это 57 метров высоты, другой - 115, а третий, Spitze - 276. Причем на первые два можно добраться пешком, а третий обязательно требует лифта. Я говорю об этом предметно, поскольку поднялся на башню трижды, каждый раз экспериментируя с дорогой.

А трижды мне пришлось побывать на ней потому, что касс у башни тоже три. И каждая торгует разными билетами, никак не пересекаясь с другими. Это было бы еще ничего - милая французская беспорядочность и напрасно выдержанная очередь, но - внимание! - кассирши, гадкие кассирши никогда, вы слышите? никогда не скажут вам что-то вроде "мсье, чтобы подняться на самый верх вам надо стать в другую кассу, вон она".

Нет, они скажут "клозед" и будут молча на вас глядеть. Мерзавки, дряни. Почему это так, а не иначе и есть ли тут какая-то корысть для владельцев данного заведения - вопрос к парижским историкам. Но это именно что так. С другой стороны, а может быть и с гурта, благодаря полученному опыту я исходил и изъездил всю башню.

И вот вам мой совет - веселее подниматься на нее пешком. Не бойтесь, дойдете: я видел там таких бодрые пожилые пары - ветром их не уносило только потому, что вся башня как вестфальская ветчина, в сеточку. Зато вокруг вас будет история, а не лифт и праздные туристы. К тому же, подниматься вовсе не страшно - поверьте, я знаю толк в боязни высоты.

На первом ярусе делать особенно нечего, а на втором подают шампанское, с каковым желает сфотографироваться каждая ослица. Тут же стоит группа пожилых французских коммунистов и громко бойкотирует сувенирную лавку. Виды получше, можно покушать, посидеть и отправиться на третий. Там страх высоты охватывает вас вновь и не отпускает до самого лифта. Спустившись, вы посещаете туалет и довольный уходите в номера.

Что же, братцы - прошу всех под кат.


Это был один из немногих дней с солнечной погодой.
В остальное время шел дождь, вспучивалась река, возле посольства ЮАР поселился какой-то клошар и чудовищно пах.



( Read more... )

- и ее пауки-обидчики. Франция, 1872 г.



А злодей-то не шутит,
Руки-ноги он Мухе верёвками крутит,
Зубы острые в самое сердце вонзает
И кровь у неё выпивает.



Прежде всего, обратите внимание на то, кого "экс-журнал Луна" поместил на ночую сторону планеты. Слева направо, сверху вниз - Бисмарк, Вильгельм I и Наполеон III. В те годы французам было совестно отрицать агрессивную внешнюю политику Второй империи и то обстоятельство, что Париж развязал войну 1870 года еще никем не оспаривалось. Наполеоновское "Империя - это мир!" высмеивалось на каждом углу.

Помимо внешней политики третьего Бонапарта, осуждали неподготовленность Франции к конфликту, отсутствие союзников и полководческие ошибки. В общем, автократам лучше не проигрывать - вину за это всегда будет персонифицировать. Таким образом, французы обвиняли Наполеона III и за то, что он развязал агрессивную войну, и за то, что он потерпел в этом неудачу.

Так что Бонапарт получил своего паука - вот он, плетет сети со стороны Корсики. Но вообще, его следовало бы поместить на севере, ведь в 1872 году император жил в Англии, где надеялся поправить здоровье. От трона он не отказался и во Франции опасались попыток реставрации, но совершенно напрасно. Племянник "великого Наполеона" был уже только тенью самого себя - измученный уремией, он умрет в следующем году.

Паук в прусской каске не нуждается в представлении. Он захватил "французские" Эльзас и Лотарингию - земли, всю свою историю связанные с Германией, - а также протягивает лапки дальше, на запад. Это не случайно, ведь до 1873 года часть Франции оставалась еще под немецкой оккупацией. Не доверявший французам Бисмарк отказывался выводить войска до того, прежде чем Париж выплатит оговоренные во Франкфуртском договоре суммы.

Лилии, надо полагать, тоже всем известны, не так ли? Конечно, это Бурбоны. Надо сказать, что возможность их возвращения в Париж была реальна, как никогда прежде. Глава династии герцог Генрих де Шамбор был уже не молод, но это даже к лучшему. Бурбон, которому в начале войны исполнилось пятьдесят лет, пользовался в стране известностью и определенной популярностью. Увы, "чудесное дитя" герцога и герцогини Беррийских выросло в упрямого дурака. В 1873 году депутаты официально предложили ему трон, но Шамбор не смог принять трехцветное знамя и Франция стала республикой.

Остается еще паук-груша - толстый намек на толстого короля Луи-Филиппа, главу Орлеанской ветви Бурбонской династии. Образ груши возник еще в сороковых годах XIX века, когда карикатурист изобразил превращение королевского лица во вкусный фрукт. Но Орлеанский дом никогда не пользовался большой популярностью в стране. Луи-Филипп "не подходил" французам - он был слишком "буржуа", слишком "спокоен", да и просто "скучен". Наполеоновский культ, возникший в годы его правления, стал своеобразной психологической реакцией на прозаического короля-капиталиста.

Однако, после всех злоключений последних лет, многие стали рассматривать сына покойного "короля-груши" Луи-Филиппа как вполне приемлемую кандидатуру. Граф Парижский волонтером записался в американскую армию "северян" и был известен своими либеральными, если не демократическими взглядами. Он вполне мог бы рассчитывать на участие в борьбе за французский трон, однако - не захотел. В остальном же, орлеанисты уступали всем свои соперникам: за бонапартистами был дешевый блеск наполеоновской империи, Бурбоны апеллировали к векам истории, а у них не было ничего.

Сама же муха носит фригийский (якобинский) колпак свободы, что недвусмысленно свидетельствует о республиканских симпатиях журнала.

- между 1770 и 1946 гг.



Казалось бы - почему именно такой выбор? Да и чей, да и выбор ли вообще? Столько вопросов - и так мало ответов. Мы знаем только одно - кто-то отобрал рисунки этого художника в альбом, который ваш покорный слуга скачал несколько лет назад. И вот мы здесь, а то и тут.

Das ist das, как шутят восточнофранкские друзья Западной Франкии, известной нам сегодня в качестве Франции.

Что же, 1770 и 1946 гг. Почему? С последней датой все более-менее понятно - закончилась одна эпоха, начиналась другая, с Алжиром и Дьенбьенфу, но о чем нам говорит год 1770? Семь лет как закончилась Семилетняя война, принесшая французам славу Росбаха, Миндена и Киберона. До Первого раздела Польши еще несколько лет, не началась и Американская революция - единственная победа Франции над Англией в том столетии.

Тем не менее, выбор сделан и мы наблюдаем за тем, как белые мундиры бурбонской монархии сменяются трехцветной национальной окраской. Лично мне стиль наполеоновской империи не нравится, но это уже дело вкуса - или его отсутствия. Затем Наполеон уходит в легенду и это немедленно отражается в мундирах бурбонского ренессанса двадцатых годов XIX века. После этого «король-груша» и характерный стиль Второй империи, продержавшийся до 1916 года, когда требования тотальной и механизированной войны заставили французов отказаться от красных штанов и кепи.

Дальнейшее известно и нам остается лишь подвести общий баланс французской армии в рассматриваемые эпохи.

Бурбонская армия (и флот) сыграли решающую роль в разгроме войск короля Георга III в Северной Америке, но своей монархии, как известно, не защитили. Ничья… ладно, шучу - революция не в счет, очко уходит сборной Франции.

Наполеоновские солдаты прошагали от Лиссабона до Москвы, но закончилось всё в Париже, причем два раза, два раза. Ничья, с призом зрительских симпатий к «скромнику» Бонапарту.

Затем серия убедительных побед на чужом поле: Восточная война, Вторая китайская, Война в Ломбардии (это где «славный бой при Сольферино»). Три очка, следите за общим счетом на табло.

Мексиканскую авантюру в расчет не берём, Коммуну не считаем, а поражения Второй империи и Третьей республики от немцев записываем как одно. Колониальные приключения тоже вычеркиваем. В результате - минус одно очко и застарелый пятидесятилетний реваншизм.

Дальше уже совсем просто - две мировые, между которыми было всякое, но мало впечатляющее, вроде десанта в Одессу. За Первую - условный плюс, за Вторую - безусловный минус, хотя в обоих (sic) случаях французы сражались храбро и умело.

Ну а теперь нам всем надо пройти под кат и восхититься красотой мундиров. Или не восхититься - это уж выбор каждого, мое дело предложить оба варианта.

Итак, прошу.




( Read more... )

- военные учения, начало двадцатых годов XX века.


Начнём издалека. Начнём с новостей астрологии.
Астрологи сообщают, что количество смехуечков про нелегальных мигрантов, организовано свозимых к границам ряда стран, имеющих счастье быть соседями ебанутых, резко сократилось. Не надолго, но резко.
Астрологи также сообщают, что немец Бисмарк говорил будто народы злы и много хуже своих правительств, а немец Гегель возражал ему, заявляя что и те и эти друг другом вполне заслужены. Теперь посмотрите на упырей… нет, это Белоруссия… ага, правее - вот они. Видите? Оба немца оказались в данном случае совершенно правы. Такая вот Cuntовщина.

От малого и мерзкого обратимся к большому и красивому. Обратимся к французской армии, которая тоже слепок и тоже общества.

Французская армия возникла вместе с Францией, дав свое первое и, твердо говоря, неудачное сражение при Андернахе. Несмотря на это, а может быть и благодаря, дальнейшая история французской армии представляется чередой славных побед, к сожалению неоднократно перемежавшихся с не менее славными, но уже чужими викториями. Здесь, как говорится, заключен парадокс, в котором есть нюанс: дело при Росбахе закончилось торжеством, но вот чьим?.. Впрочем, все это не помешало французам выиграть Столетнюю войну и красиво проиграть серию Итальянских [войн]. За этим последовали Религиозные войны, потом мушкетеры спасли честь королевы, взяли Ла-Рошель и вуаля - после Тридцатилетней войны Франция на коне.

Тогда же французами был изобретен военный штык. Да, именно так - гражданский [штык] придумали немного раньше.

За этим и за тем случилось еще сто пятьдесят лет походов и сражений. Диспозиция была такая - справа немцы, сверху англичане, а между ними толстозадые голландцы, которых было бы очень удобно завоевать, когда б не первые и не вторые. Поэтому французы часто срывали гнев на испанцах, совершено такого обращения не заслуживших. Испанцы - славные ребята.

Потом произошли вышеупомянутый Росбах, а также город Квебек и мадам Дефицит. Началась пальба, поиск шпионов Питта, а Бастилию разобрали на сувениры и до сих пор этим гордятся. Но попробовали бы они такое с Лубянкой!.. Однако не будем о грустных, продолжим про веселых: в те годы французы очень любили национальную армию и одного маленького капрала, за которым ходили и в огонь, и в воду, и во Фландрию, где водились Веллингтон и Блюхер. Закончилось всё это тем, что национальные армии стали европейским мейнстримом, а Франция была бережно водружена на свое место в европейском концерте.

Тогда же, но уже пятьюдесятью годам позднее, состоялись памятные военные экспедиции в Крым, Италию и Мексику. После первой в одной косоворотой стране стало меньше кораблей и рабов. После второй появился швейцарский Красный Крест, а на третьей были изобретены галифе. Пожалуй, что тут французам и стоило остановиться, но они зачем-то развязали превентивную войну с Бисмарком, а тот взял да и пришел на нее с Мольтке.

Конечно, пришлось тогда отступать, оставляя знамена и провинции.

После этого случая французская армия предпочитала являться на войны исключительно в большой компании друзей и приятелей по Антанте. Нет, она воевала и даже делала это хорошо, но не в одиночку. В одиночку ей уже было неудобно, потому что она вроде как смущалась и краснела, что твоя Парижская коммуна. Такая это была застенчивая вооруженная сила.

Между тем, Великая Мировая война за отмену всех войн подошла к концу и французская армия мирно пришла на военные маневры. Их вы и увидите на сегодняшних фотографиях, любезно предоставленых мною, скачавшим их где-то в интернете. На снимках мы сразу замечаем знаменитые каски Адриана, а также не менее знаменитый танк Рено. Последняя и несколько символическая фотография служит предзнаменованием успехов французской армии в следующей войне.

Итак, прошу всех под кат.





( Read more... )

- вторник и карта в блоге.


Французская работа - клик-а-бельно



Хотя карта географическая, куда же нам без политики? Без нее нам никак, а потому начнем с главного - Американского мятежа, начавшегося весной того года. Доведенные "до точки кипения" желанием английского правительства переложить часть расходов на ведение Семилетней войны на американцев... которых британские войска защитили от франко-канадско-индейских войск Людовика XV, представители колоний сказали решительное "нет!" "африканскому рабству" в Америке и "налогам без представительства".

Собравшийся в Филадельфии конгресс принял решение о вооруженной борьбе, руководство которой было поручено Джорджу Вашингтону. Англичане отбрасывают американцев от Бостона и отбивают вторжение в Канаду, но становится очевидным, что "подавление мятежа" потребует усилий сравнимых с ведением настоящей войны. Первый "национальный король" - то бишь считавший себя англичанином, а не ганноверцем - Георг III пишет письмо Екатерине II, прозрачно намекая на "ответную услугу" - мы-де, моряками и материалами, помогли вашему флоту проплыть из Кронштадта к Чесме, а теперь вы помогите нам войсками в Америке.

Екатерина II не без удовольствия прикидывается "бедной вдовой", у которой только что закончилась война с турками и казаками. Недавно казнили самозванца Пугачева - разве вы не слышали? Яицкое казачество переименовано, Запорожская Сечь разгромлена, а войск для Англии - увы, нет. Мы вам не Португалия, знаете ли. Так что, "хотя я глубоко сожалею о невозможности оказать вам услу­гу, требуемую вами от моей дружбы, по крайней мере я надеюсь, что это не причинит вам затруднений, которых можно было ожидать с первого взгляда".

В общем - пишите письма. "Высокоумное британское коварство" в очередной раз плюхнулось на задницу, испытав на себе знаменитую "русскую благодарность".

А во Франции уже как год как новый король - полноватый, замкнутый, слабохарактерно упрямый, умный и неуверенный в себе Людовик XVI. Он еще не знает, что события в Северной Америке подарят Франции миг торжества над вечно ускользающей от "честной борьбы один на один" Англией: в критический момент Версаль бросит на весы войны свой флот и закончит дело победой США. Король не знает также и того, что эта "геополитическая победа" поставит крест на его реформаторских усилиях и обрушит бурбонскую монархию в социально-экономическую пропасть, откуда она уже не выберется.

Всего этого не знает и, пользуясь еще немалой популярностью в народе, начинает осторожные попытки давно назревших перемен.

А в остальном - что ж?.. Испанец Хуан де Ааля открывает залив Сан-Франциско, англичанин Джеймс Кук палит в дикарей и находит Южную Георгию, австриец Вольфганг Амадей Моцарт ставит в Мюнхене оперу "La bella finta Giardiniera", а шотландец Александр Камминг патентует свое изобретение - унитаз.

- армия Франции. Вторая половина XIX века.


Быть может вы, мои юные умом, но дряхлые телом бонапартисты, подумали что речь будет идти о том самом "великом Наполеоне"? Мордастом технократе в сюртуке и треуголке? А вот и нет, а вот и не о нем. Сегодня у нас в гостях войско Наполеона III, который с французской последовательностью и немецким упорством все-таки воссел на трон своего дяди. Но не сразу, не сразу. Прежде всего ему пришлось родиться и вырасти в несчастливой семье, затем долго жить в Германии, а после неудачной попытки объявиться Наполеоном II - бежать в северо-американские штаты. Но не водой, которая к фамилии Бонапарт испытывала явную неприязнь, а через Бразилию, где было и остается много-много диких бразильян.

Это, государи мои, была шутка с расистским душком.

В общем, в известный момент, когда временный союз безработных парижских пролетариев (ха-ха) и либеральной буржуазии сверг конституционную монархию "короля-груши" и установилась недолговечная республика 1848 года, в Париж приехал господин средних лет, среднего роста и средней полноты. При нем были саквояж и оригинальная бородка с гусарскими усами. Ма пароле, - без тени улыбки произнес незнакомец, - я такой же француз, что и вы, в моем сердце горит огонь гражданственности - дайте же выдвинуться в президенты и Бонапарт станет первым слугой республики! Ему поверили, избрали, а он хитро глядел и молчал. Французы, очень ценящие острое словцо и вообще способность человека не останавливаясь нести бесконечную белиберду на любую тему, а лучше и без нее, начали подозревать что-то в необычном молчуне, но было уже поздно.

Подгадав дату, в 1852 году президент Бонапарт по всем правилам военной науки произвел переворот и объявился императором Наполеоном III.

Империя - это мир, - сказал он, - имея ввиду благорастворение воздухов в самой Франции, а не снаружи, в Европе и на дурацких континентах. А и действительно, все восемнадцать лет Второй Империи в стране был мир, а снаружи ее - война. По характеру, Наполеон не был воинственным человеком, а наоборот, любил все круглое, мягкое и женственное, но французам надо было общественных работ и зрелищ, а потому при третьем Бонапарте Франция воевала много и, надо признать, куда лучше чем во времена "того самого" Наполеона. С политической точки зрения, конечно, поскольку как полевой командир президент-император и в подметки не годился своему дяде, первоконсулу-императору.

Он это, впрочем, понимал и в походах играл роль миланского карроччо, что императору очень шло.

Завершая пост, укажем на упругие французские факты: при Наполеоне III армия Франции шла от победы к победе. Сине-красные в одну калитку выиграли Восточную войну, после чего, толком не переведя дух, совершили беспримерный в истории подвиг и привели к победе итальянскую армию савойского короля. Такое в истории случалось крайне редко и многие седые итальянцы плакали тогда солеными слезами, не веря своим глазам и газетам. Разбив австрийцев, французы походя выиграли очередную опиумную войну с маньчжурской династией и совершили военную прогулку в Китай, захватив его столицу.

Вероятно, что императорская армия уже готова была штурмовать Луну и звезды, но тут во все тяжкие пустилась английская интрига и сорвала его планы. Коварство островитян помешало Наполеону вмешаться в американскую гражданскую войну и восстание "царских поляков", из-за чего был утерян победный темп и началась тягомотина с мексиканской экспедицией. Поднявшие голову либералы мутили воду (опять она, проклятая!), генералу Галифе в Мексике прострелили все что можно, страдал от камней и сам Наполеон. Кризис углублялся и было понятно, что настало время повоевать с кем-нибудь.
Полки императорской армии двинулись к Рейну - на дворе было лето 1870 г.

На этом пост трагически обрывается, а я приглашаю всех под кат.




( Read more... )