![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
- приступим к нашему тяжелому блогирскому делу. Всех с отступающими и поехали.
Думаю правильно будет начать этот понедельник с визита на каторгу - это задаст тон всему январю, а там еще, глядишь, и кусочек февраля ухватит. Нам, братцы, сейчас главное до марта продержаться, до второй половины, а там уж солнышко ясное выглянет, цветы, значит, покажутся и начнется такое благолепие, что даже последний мизантроп улыбнется своими обескровленными губами.
Итак, альбом Нерчинской каторги, 1891 год. Почему, собственно говоря, такое внимание, что за альбом? С конца XVIII века отправляли в этот ужасный край (вот уж действительно - край света) уголовников, а после возмущения на Сенатской - и политических. Декабристы, народники, эсеры и т.д. Чиновник для особых поручений при генерал-губернаторе Приамурья бароне фон Корфе граф Альфред фон Кайзерлинг - дело, напоминаю, происходит в Российской империи - вспоминал на склоне лет о порядках, царивших в Сибири и на Дальнем Востоке, в том числе и в пенитенциарной системе -
По сравнению с уголовниками политические были в худшем положении, хотя обращались к ним не на «ты», а на «вы», к работе не принуждали и жили они, питались и одевались получше, телесным наказаниям не подвергались, да и в Кару их привозили, а не гнали пешком по этапу. Срок наказания политическим не сокращали, и никакой надежды попасть из Кары на поселение они не имели. В большинстве они были приговорены к смертной казни и помилованы, получив срок на каторге, но лишь 3% из них после двадцатилетнего заключения могли жить за пределами тюрьмы, но по-прежнему под строгим жандармским надзором, в домишках, которые строили себе возле тюрьмы.
...
Самое тягостное впечатление произвела на меня в Каре беда этих несчастных — безвинных женщин и детей. Государство, конечно, разрешало им следовать за мужьями и обеспечивало в пути, но, добравшись до места назначения, они тотчас лишались всякой опеки. Арестант попадал в тюрьму, предназначенный ему кошт шел в общий котел, семья же его была брошена на произвол голода и порока. Они должны были зарабатывать пропитание собственным вольным трудом, но такой работы здесь вообще не было, ведь ни в Каре, ни в иных местах, где располагались тюрьмы, частным лицам жить не дозволялось. Здесь были одни только арестанты, чиновники да охрана, причем чиновники и охрана имели право бесплатно использовать для своих надобностей труд каторжников. Ни о школах, ни о мастерских для вольных женщин и детей государство не заботилось. И те, кто не привез с собой из дому денег, были вынуждены спасаться от голода, продавая себя и своих детей пороку. А в этих местах, средоточиях отбросов человеческого общества, процветали все мыслимые пороки.
Да, не все так гладко, как в описании Солженицина, верно? Достучаться до центральных властей с Дальнего Востока и даже Сибири было намного сложнее чем из Австралии в Лондон, а потому порядки царили самые жесткие (под катом я оставлю еще один фрагмент из мемуаров графа). Правда, начиная с девяностых годов положение постепенное менялось к лучшему - строительство Сибирской железной дороги "приблизило" Петербург и диковатые нравы прошлого постепенно уступили место куда более просвещенным порядкам.
Нерчинская стала широко известной (что и привело, в том числе, и к появлению этого альбома) после того, как в 1889 "народоволка" Сигида (гречанка из Таганрога) отвесила оплеуху полковнику Масюкову, коменданту Карийской каторги (часть нерчинской "системы") - находчивый офицер в отставку не подал, а послал за розгами и просто выпорол политическую. Сигида отравилась, а влед за ней - после голодовки - еще двадцать каторжан, шесть из которых умерли.
После того, как о деле написали даже в "Таймс", карийскую каторгу закрыли, а также запретили пороть женщин (и девиц), но сама система "нерчинских каторг" просуществовала вплоть до 1917 года.
( Read more... )
Думаю правильно будет начать этот понедельник с визита на каторгу - это задаст тон всему январю, а там еще, глядишь, и кусочек февраля ухватит. Нам, братцы, сейчас главное до марта продержаться, до второй половины, а там уж солнышко ясное выглянет, цветы, значит, покажутся и начнется такое благолепие, что даже последний мизантроп улыбнется своими обескровленными губами.
Итак, альбом Нерчинской каторги, 1891 год. Почему, собственно говоря, такое внимание, что за альбом? С конца XVIII века отправляли в этот ужасный край (вот уж действительно - край света) уголовников, а после возмущения на Сенатской - и политических. Декабристы, народники, эсеры и т.д. Чиновник для особых поручений при генерал-губернаторе Приамурья бароне фон Корфе граф Альфред фон Кайзерлинг - дело, напоминаю, происходит в Российской империи - вспоминал на склоне лет о порядках, царивших в Сибири и на Дальнем Востоке, в том числе и в пенитенциарной системе -
По сравнению с уголовниками политические были в худшем положении, хотя обращались к ним не на «ты», а на «вы», к работе не принуждали и жили они, питались и одевались получше, телесным наказаниям не подвергались, да и в Кару их привозили, а не гнали пешком по этапу. Срок наказания политическим не сокращали, и никакой надежды попасть из Кары на поселение они не имели. В большинстве они были приговорены к смертной казни и помилованы, получив срок на каторге, но лишь 3% из них после двадцатилетнего заключения могли жить за пределами тюрьмы, но по-прежнему под строгим жандармским надзором, в домишках, которые строили себе возле тюрьмы.
...
Самое тягостное впечатление произвела на меня в Каре беда этих несчастных — безвинных женщин и детей. Государство, конечно, разрешало им следовать за мужьями и обеспечивало в пути, но, добравшись до места назначения, они тотчас лишались всякой опеки. Арестант попадал в тюрьму, предназначенный ему кошт шел в общий котел, семья же его была брошена на произвол голода и порока. Они должны были зарабатывать пропитание собственным вольным трудом, но такой работы здесь вообще не было, ведь ни в Каре, ни в иных местах, где располагались тюрьмы, частным лицам жить не дозволялось. Здесь были одни только арестанты, чиновники да охрана, причем чиновники и охрана имели право бесплатно использовать для своих надобностей труд каторжников. Ни о школах, ни о мастерских для вольных женщин и детей государство не заботилось. И те, кто не привез с собой из дому денег, были вынуждены спасаться от голода, продавая себя и своих детей пороку. А в этих местах, средоточиях отбросов человеческого общества, процветали все мыслимые пороки.
Да, не все так гладко, как в описании Солженицина, верно? Достучаться до центральных властей с Дальнего Востока и даже Сибири было намного сложнее чем из Австралии в Лондон, а потому порядки царили самые жесткие (под катом я оставлю еще один фрагмент из мемуаров графа). Правда, начиная с девяностых годов положение постепенное менялось к лучшему - строительство Сибирской железной дороги "приблизило" Петербург и диковатые нравы прошлого постепенно уступили место куда более просвещенным порядкам.
Нерчинская стала широко известной (что и привело, в том числе, и к появлению этого альбома) после того, как в 1889 "народоволка" Сигида (гречанка из Таганрога) отвесила оплеуху полковнику Масюкову, коменданту Карийской каторги (часть нерчинской "системы") - находчивый офицер в отставку не подал, а послал за розгами и просто выпорол политическую. Сигида отравилась, а влед за ней - после голодовки - еще двадцать каторжан, шесть из которых умерли.
После того, как о деле написали даже в "Таймс", карийскую каторгу закрыли, а также запретили пороть женщин (и девиц), но сама система "нерчинских каторг" просуществовала вплоть до 1917 года.
( Read more... )